Голос, полившийся из динамиков, настойчиво убеждал меня отринуть страх перед старухой-смертью, но не могу сказать, что этот призыв благотворно подействовал на мое самочувствие.
– Ты все-таки сорвал куш – это тоже неплохо, – заговорил Бобби, решив, видимо, что меня нужно приободрить. – День работы этого стоит. Ты все равно остаешься в игре. Но двойной куш всегда лучше, правда? А? Ну ничего, завтра возьмешь двойной. Ведь ты же Ядерный Лем, а не кто-нибудь. У тебя все отлично получится.
Если бы зрелище двойного убийства не лишило меня дара речи, весь этот «позитив», который гнал Бобби, наверняка бы меня вдохновил. Услышав от него малейшую похвалу, я был тут же готов развесить уши и ненавидел себя за это. Казалось, я готов освоить ремесло книготорговца и продавать многотомные издания людям, которые никогда в них даже не заглянут и уж точно не смогут их оплатить, только ради того, чтобы Бобби погладил меня по головке. Умница, Лем, хорошая собачка. Но что поделаешь, мне это нравилось. Два человека погибли: они лежат там, на полу, с пробитыми черепушками, по облезлому линолеуму растеклись их кровь и мозги, и что же? Мне это вроде по-прежнему нравится.
По пути мы несколько раз останавливались, и на каждой остановке в машину забирался очередной парень из команды Форт-Лодердейла. Кроме меня их было трое: Ронни Нил, Скотт и Кевин, и все они один за другим впихивались на заднее сиденье. Разумеется, все они тихо точили на меня зуб. Дело в том, что Скотт был, во-первых, толстым, во-вторых, имел очень специфические представления о правилах личной гигиены, поэтому, когда он залез в машину, остальным пришлось буквально вжаться друг в друга. А я сидел вытянув ноги и вдыхал относительно свежий воздух.
Кевин был парень тихий, невысокий, коренастый и в общении отличался какой-то особенной, сдержанной вежливостью. В общей компании его можно было попросту не заметить или легко забыть о его присутствии, даже просидев с ним целый день в одной машине. Он смеялся над чужими шутками, но сам не шутил никогда. Если кто-нибудь говорил, что проголодался, Кевин не отказывался от еды, но, наверное, скорее помер бы с голодухи, чем предложил бы сам зайти куда-нибудь пообедать.
А вот Ронни Нил и Скотт, напротив, застенчивостью не отличались. Они быстро привязались друг к другу и были похожи на двух военных товарищей, которых призвали на службу из одного и того же городка, а потом определили в один и тот же взвод; дружба же их, насколько я мог судить, состояла в том, что Ронни Нил давал Скотту затрещины и называл его «жирной задницей».
