Императорские милости — в отличие от благодарности бедной герцогини — не могли не вызвать соперничества. А у Бирона на «чужом поле» не было ни родственных связей, ни какой-то сложившейся — русской или «немецкой» — «партии»; эту «партию» из надежных помощников и клиентов еще предстояло создать. Поэтому в первые годы своей «российской» жизни обер-камергер неизбежно должен был «быть для всех приятным», сотрудничать с другими фигурами из окружения Анны, договариваться, уступать, интриговать — и учиться.
Поначалу он только и мог помогать Анне в управлении ее курляндскими владениями и иногда даже подписывал распоряжения управляющим.[80] В 1730 году появилась и первая серьезная угроза его положению: в Москву внезапно явился странствующий по Европе португальский принц Эммануэль в расчете на выгодный брак с российской императрицей или хотя бы с ее племянницей (дочерью сестры Екатерины) Анной Леопольдовной. Визит этот состоялся не без ведения австрийского двора, стремившегося предложить вдове удобного кандидата в мужья.
Только благодаря тому, что Остерман и Левенвольде выступили против этого брака, сватовство удалось предотвратить, о чем писал и сам Бирон в оправдательной записке Елизавете Петровне о своей службе при русском дворе. Но обсуждение важнейшего для судеб империи вопроса о престолонаследии и в дальнейшем находилось в руках этих лиц: «С этого времени вице-канцлер граф Остерман и обер-гоф-маршал граф Левенвольд часто начали заговаривать с императрицею о порядке престолонаследия в России, вкрадчиво изъясняясь, что необходимо было бы принять надлежащие к тому меры. Императрица, настроенная подобными внушениями, поручила Остерману и Левенвольду обсудить этот вопрос вдвоем и доложить ей о результатах своих совещаний».[81]
В начале правления при дворе был только один влиятельный «немец» — Андрей Иванович Остерман. Сын вестфальского пастора, беглый студент еще в 1703 году поступил на русскую службу. Владение языками (латинским, французским и голландским), участие в кампаниях Северной войны вместе с походной канцелярией Петра I, ведение серии важнейших переговоров, в том числе при заключении Ништадтского мира в 1721 году, сделали его ближайшим сотрудником царя и обеспечили карьеру — от простого переводчика до тайного советника и барона. Вице-канцлер империи и действительный тайный советник (с 1725 года) Андрей Иванович стал единственным из «верховников», кто сумел заслужить доверие Анны.
