Аля слушает необычайно серьезно. Никто не слушает меня так, как она. С ней хочется говорить без конца. Но отвечает она совсем не то, что я ожидал.
Она спрашивает:
– А это не оправдание?
И ждет – словно от ответа на данный вопрос зависит жизнь или смерть.
Теперь потрясен уже я.
Аля ведь в принципе не рефлективна. Самоосознание у нее, как и у большинства женщин, идет исключительно через самоощущение. И вербализуется оно не в понятиях, которые можно собрать в концепт, а в метафорах, более естественных в прозе или стихах.
Правда, метафора, как ни странно, оказывается намного точней.
Я, например, помню, как Аля однажды, выйдя на улицу, оглянувшись и зябко передернув плечами, неожиданно констатировала:
– Сегодня холоднее, чем солнце светит.
И эта грамматическая контаминация, это случайное косноязычие, выразило собой все. И то, что солнце сегодня яркое, но по-осеннему бледное, не имеющее тепла, и то, что воздух гораздо свежее, чем кажется на первый взгляд, и то, что порывы ветра пронизывают насквозь, и то, что лето закончилось – уже чувствуется в тенях на асфальте синева будущих холодов.
Но в настоящий момент я потрясен тем, что Аля почти дословно повторила Аделаиду.
Аделаида тоже как-то сказала:
– Ничего не поделаешь, так устроена жизнь. Мы ведь не можем переиначить ее, изменить? Все, что ты хочешь, ты должен взять у нее сам: вырвать, выгрызть, организовать, создать, сохранить. Во всяком случае, как-то двигаться, что-то делать, иметь перед собой какую-то цель… А ты сунулся в одном направлении – тебя там никто не ждет, щелкнули по носу, ты обиженно отскочил, сунулся в другое – опять щелкнули, сунулся сгоряча в третье – то же самое. И ты сдался, поднял лапки, отошел в сторону, решил, что этот убогий мир просто недостоин тебя. Мир тебя не ценит, не воздает тебе должное, не трепещет перед тобой, не захлебывается от восторга. А почему, собственно, он должен захлебываться? Что ты сделал такого, чтобы тебе воздавать? Не можешь жить – не живи. Но не презирай, не считай ничтожеством тех, кто живет…
Аделаида имеет право так говорить. Фирму она поставила из ничего, практически с пустого места, с нуля. Нинель, еще одна их сотрудница, как-то рассказывала, что когда Аделаида продавливала начальный, самый трудный этап, то переспала со всеми, с кем нужно. Денег у нее тогда не было. Расплачивалась тем, что есть. Нинель, помнится, добавила со смешком: невысокая плата.
Ну, это она напрасно. Аделаида – женщина, которая потрясает сразу и навсегда. Одни страстные, чуть навыкате глаза чего стоят, а припухлые губы, а волосы, где мерцает призывом винный огонь.
