Аля утверждает, что она его дважды видела.
– Ладно, видела, видела! – скептически хмыкаю я.
– Не хочешь не верь!..
Заказчики от таких историй плывут. Правда, не остаются в долгу: водят ее по дорогим ресторанам.
– Лучше бы деньгами дали, – фыркает потом Аля. – Устрицы, устрицы… Я их терпеть не могу!..
Она уже пять раз получала матримониальные предложения. Клиенты при виде ее джинсов и шляп мгновенно теряют сознание. Сами, наверное, не понимают, что болбочут. Приходят в себя лишь через неделю, и то, видимо, не до конца. Но особенную настойчивость в этом вопросе проявляет один, который, кстати, является их основным заказчиком. Он создает сеть мини-отелей по всему Петербургу, и последний проект, «домик с башенкой», Аля делает именно для него. Здесь у бюро очень серьезные перспективы. Они так и называют его с большой буквы – Заказчик. Так вот, этот Заказчик сделал Але предложение сперва год назад, а потом трижды его повторял – весной, летом, осенью. Причем, предложение сопровождалось какими-то немыслимыми благами: дом на Майорке, где, как утверждает Заказчик, жилье дешевле, чем здесь, квартира в Санкт-Петербурге, если захочет – квартира в Москве.
Аля легкомысленно пожимает плечами:
– Ну, Майорка – это ведь так далеко… А в Москве я все равно жить не стану. К чему мне Москва, мне, знаешь, и тут хорошо…
Такие у нее критерии.
Логика на Алю не действует, приводи хоть пятьдесят аргументов. Аля их внимательно выслушает, а потом спросит как ни в чем ни бывало:
– Ну и что?
И вся стройная архитектоника рассуждений мгновенно рассыплется.
Действительно – ну и что?
Много раз я пытался ей объяснить, что она совершенно напрасно со мной связалась. Я – никто и, скорее всего, останусь никем. У меня не будет ни дома, тем более на Майорке, ни приличной квартиры, ни денег, ни социального статуса. Это цена моей личной свободы, цена независимости, которая для меня дороже всего. К сожалению, так устроен наш мир: хочешь быть в нем свободным, оставайся никем. А как только с вожделением потянулся к чему-то, как только, пусть бессознательно, чего-либо возжелал, сразу же оказываешься в цепях, порвать которые уже невозможно.
Примерно так я ей говорю.
Однако Аля эту мою онтософию пренебрежительно отметает.
У нее свое бытийное исчисление, и внутри него – иная ценностная шкала.
– Что значит – никто? Что значит – никем? Ты – это ты, и ничего больше не нужно…
Вот как она мне отвечает.
И это такой аргумент, против которого не возразишь.
