И вдруг прижимается ко мне так, что мы опрокидываемся на диван.
Ночью начинается дождь.
Он то накрапывает, шурша, по крышам, по разноцветной листве, по асфальту, то исподволь усиливается, накатывая на нас сквозь форточку плеск темной воды.
Я слушаю его почти до утра.
Не знаю, в чем дело, но я не могу спать возле Али. Она как будто забирает мой сон, тихонько оттягивает, вдыхает его, оставляя взамен прерывистые мгновения дремы.
Я, впрочем, не возражаю.
Если ей надо – пожалуйста.
Я просто лежу и думаю, какой я счастливый. Какие чудеса творит жизнь, и как мне удивительно повезло. Ведь эта пьеса могла быть разыграна совсем по другому сюжету: прошествовали бы на расстоянии вытянутой руки – не обернувшись, не поглядев, расстались бы уже навсегда.
Даже, наверное, не догадываясь о том, мимо чего так безразлично прошли.
А вот все-таки не прошли.
Все-таки не расстались.
Значит, несмотря ни на что, есть в жизни какой-то смысл.
Ведь иногда в уныниии спрашиваешь себя – зачем?
Зачем, почему, для чего все именно так?
Неужели нельзя хотя бы немного иначе?
Чуть полегче, чуть поспокойней, чуть меньше невообразимых усилий на каждый вдох.
Пусть будет так, как у всех.
И вот, оказывается, нельзя.
Если так, как у всех, то как у всех – ничего.
И значит, был не напрасен тот вдох. И не напрасны были мучительные усилия жить.
Есть, есть некий смысл.
Конечно, он есть.
Ничто не напрасно.
Так проходит эта осенняя ночь.
Аля спит, блуждая, наверное, по каким-нибудь загадочным снам.
Веки у нее слабо подрагивают.
Течет в каналах вода, срываются с тополей листья, не чающие дождаться весны.
Тлеют расплывчатые фонари.
Дождь идет, смывая все, без чего можно жить…
А вообще Аля похожа на птицу, которая залетела к нам из каких-то иных миров. Ведь существуют же иные миры, связанные с нашим невидимыми таинственными соприкосновениями. Иначе откуда берется сладкий одурманивающий запах весной, странные, ни с чем не сообразные мысли, надолго лишающие человека покоя, беспричинная всепоглощающая тоска по тому, чего нет?
У нее и сердце колотится, как у птицы, которая зажата в руке, и кровь горяча, словно растворено в ней нездешнее солнце.
И в зрачках у нее – дальний свет.
И в голосовых модуляциях – незнакомые высокие ноты.
В наших пажитях Але плохо. У нее нет привычки, дающейся с детства, чувствовать враждебный ландшафт. Нет локатора, как у летучей мыши, чтобы заранее огибать препятствия.
Аля не включается в жизнь, а ударяется о нее.
Жизнь полна твердых углов, выскакивающих на каждом шагу.
