Появляется слуга Канта – Лампе, грубоватый, медлительный, с суровым лицом солдата.
Лампе /Канту/. Господин, вас ждут к обеду.
Кант. Спасибо, Лампе! Еще пять минут.
Дионис/сочувственно/. И ради сомнительного удовольствия жить под пятою тирана-слуги наш помощник библиотекаря вынужден отдавать свое время частным урокам!?
Янус/Лампе/. Послушай, любезный, ты так и будешь торчать здесь? Ступай отсюда! Ты слышишь? Тут беседуют господа!
Кант/повернувшись к Янусу/. Не могли бы вы быть повежливее?
Янус. С кем?
Кант. В данном случае – с господином Лампе!
Янус. Фу ты – ну ты! /Заученно./ «Если каждый нуль будет стремиться иметь одинаковые права, жизнь станет насквозь фальшивой. Жизнь, господа, – это кладезь радости, но там, где пьет чернь, – все колодцы отравлены!» Вот! /Переводит дыхание./ Фу-у… /Тихо./ Дионис, я нигде не наврал?
Дионис/негромко/. Все – правильно, попугай толстозадый.
Кайзерлинг. Пожалуйста, Иммануил, не крутитесь! Я так не могу…
Кант. Я тоже… До каких пор человек должен терпеть унижения лишь потому, что у него недостаточно звучное имя? Разве ценность зависит не от значительности того, что мы делаем?
Янус. Имею честь доложить, господин Кант: в том, что вы делаете человечество, увы, не нуждается, а потому… возвращает вам ваши труды! /Протягивает Канту пакет./ И оставьте графиню в покое! Ваш портрет уже никому не понадобится!
Кант/указывая на пакет/. Что тут?
Янус. А вы разверните!
Кант/разворачивает пакет/. Мои рукописи?! Почему они здесь!?
Янус. У господина помощника библиотекаря нет времени сесть в дилижанс, прогуляться в предместье, чтобы узнать, как идут дела. Видите ли, он занят, решая как побольнее задеть благородного Сведенберга, а, заодно, и всех духовидцев на свете. Известное дело, занимаясь одним, легко упустить остальное.
Кант. Откуда у вас мои рукописи?
Янус. Издатель на днях обанкротился и наш общий знакомый просил возвратить это автору… Там вы найдете письмо с «глубочайшими извинениями…» Тот же знакомый меня по секрету уведомил: дело совсем не в «банкротстве», а в жалких потугах, которыми вы пытаетесь «осчастливить» наш род. Слава богу, есть люди, которые смыслят в подобных делах. Там же, кстати, найдете повестку из канцелярии: явиться к придворному проповеднику Шульцу. Известно, к прелату так просто, никого не зовут. Признавайтесь! Набедокурили где-то? Вот мы какие, оказывается: толкуем о «разуме», о «просвещении», а сами втихомолку шалим!? Смотрите, графиня, кого вы надумали увековечить!
