Кончив читать, Пляноватый хмыкнул и покачал головой.
– Ты хорошо его знаешь?
– Вместе учились. Он был на виду.
– Вы друзья?
– Не сказал бы.
– Враги?
– Тоже нет. Нам с ним нечего было делить. Вплотную не сталкивались… Но я бы такого не написал.
– Вообще-то попробовать можно.
– Попробуй. Вот ручка, а вот – лист бумаги.
– Головку я трогать не буду, а суть уточню.
– Уточни, уточни… Но учти одну вещь: не люблю переделывать.
– Но и так не пойдет!
– Там увидим… Пиши!
Повторять стандартные формулы, но с частицею «не» он не стал. Касаться же отношений Стрельцова к Левинскому было бы глупо: зачем сюда впутывать Льва? Он выплеснул на бумагу лишь то, что о Генрихе думал.
– Генрих Дмитриевич, – писал Пляноватый, – относится к людям, которые не привыкли выстаивать очереди а, умеючи жить, берут все нахрапом и видят призвание в том, чтобы «представительствовать» за счет «недопущенных». А создавая элитные группы подобных себе, будучи по натуре мерзавцами и бездарностями по существу, способны достигнуть высоких постов, в то время, как обладание даже самою скромною властью с точек зрения нравственной и производственной им противопоказано категорически.
– Ладно, посмотрим, что ты предлагаешь, – сказала Звонкова, поднося его писанину к глазам, а, читая, поморщилась и усмехнулась. – Про очередь – это ты зря. Вообще, Пляноватый, характеристики так не готовятся…
Ему снова послышалось «Сопляватый».
– По твоему такие, как Генрих, нам не нужны?
– Если и нужны, то исключительно для оттачивания бдительности у доверчивых.
– Видишь, все же для чего-то нужны. Хочешь, я приколю твой листок к моему: руководство сравнит – разберется.
– Как вам угодно… – он вдруг почувствовал, что написанное им в самом деле наивная чушь, и вообще по сравнению с Октябриной Антоновной он в этом деле – слабак.
– Послушай, чего я скажу, – с материнским терпением объясняла Звонкова. – Может, в науке без фактов нельзя, но в отношениях между людишками первое дело – порядок. Ваш брат – ученый нацелен на Истину и не в силах понять простой вещи, что главное – это удерживать кадры в узде!
Поднявшись чтобы уйти, Владимир Владимирович почувствовал на себе странный взгляд. Эта странность была не в глазах, – в плотно сжатых гy6ax Октябрины Антоновны. Уже в коридоре – насторожился, уловив сзади клацание запоров железного шкафа, потоптался на месте, как бы спрашивая себя: «Ну чего я еще здесь торчу?»
