Потом он решил выращивать шампиньоны. Потом вырыл пруд для разведения рыбы, который теперь выглядит беспощадной воронкой глупости рядом с храмом. Он даже баню построил наспех и неудобно. А в поставленном рядом туалете взрослому человеку невозможно повернуться.
Зачем все это было нужно? Нет ясности в целеуложении и целеустремлении. Он умен, но капризен.
Можно все эти свидетельства глупости объяснить устремлением к главному, за ради вечного.
Наверное, я его не понимаю. И никогда не пойму. Его благородство и смелость понятны. Его честность и сопереживание людям ясны.
Но не понятны и не ясны его всегдашняя маниловщина и временщичество, самомнение и часто пустозвонство.
Понятно, отчего он заговорил со мной по дороге о политике, о моей работе. Он решил, что это – хорошая возможность избежать больной темы.
Но именно болезненные темы меня сейчас и волнуют. Меня больше волнует отсутствие квартиры у меня, нежели происходящее в стране и во власти.
То есть, говоря со мной о пустяках, становясь умнее, выше случившегося, он совершенно не поинтересовался моей жизнью, моей душой, моими устремлениями. Ради своего ума – он презрел мой ум.
Почему и отчего я всегда полагал, что он – силен и умен? Умен – да. Но не в развитии. Силен? От времени – да.
Он так и остался советским интеллигентом, диссидентом, скептиком, относящимся с сомнением и иронией ко всему.
О! это замечательная позиция! Но бывают крайние события, которые требуют от человека крайней серьезности, и стерильного от юмора и скепсиса, анализа и рефлексии состояния.
Увы! Собственно, ничего особенно не произошло. Наши пути давно разошлись. У меня оставались два повода уважения к нему: его мать, моя крестная, и его священнический сан. И единственная причина общения – крестная.
Он даже раздобрел, как настоящий деревенский православный священник, я бы уточнил – литературный православный священник. Раздался в боках и загривке. Что вовсе не означает оглупления. Ибо патриарх Московский почти необъятен.
И вот настоящего смирения в Саше/отце Александре нет. В этом мы с ним близки.
То есть к священнику за пределами его рукоположения надо относиться, как к человеку. Но никогда не забывать о действующей через него благодати.
А вот отношение к жене у Саши/отца Александра осталось неоправданно тяжелое.
Хотя жена его, Наталья, стала настоящей матушкой, попадьей, смиренной, терпимой и естественной, а потому непонятной чаще, воспринимаемой чаще придурковатой. Что глубоко не так.
