Я всегда впереди всех. Я – само движение, мощное, неудержимое, загадочное снаружи, и огромной силы внутри. Чем меньше я хотел опережения, тем дальше уходил от окружения, любил я его или нет. И всегда оставался один. Причина одиночества – страх быть не правильно понятым. Но зачем бояться, надо к этому стремиться. Пускай не понимают. Мое содержание в моих книгах, я там объясняюсь и объясняю. И всякий следующий роман или повествование – это продолжение себя, своей жизни в своем окружении.
Пять утра. В часе езды от Москвы. Туман сошел на землю. Вдруг возле дороги возникло здание – красное, многоэтажное, с огромными и ярко освещенными окнами. Ни одного темного окна. Чуть дальше в тумане расплываются очертания огромной заводской трубы. Я открыл окно – ни одного звука из здания. В округе ни домика, ни малейшего присутствия человека.
Возможно ли это? Да, если это есть. Как и обглоданные каким-то паразитом деревья у дороги. В период цветения и буйной зелени, и листвы свежей, черные остовы деревьев.
Москва уже. Ее голоса, радиоголоса, встречают нас на подходах к городу. Огромный город втягивает. Ворожит и дышит, волнует и нравится, все прощаешь, все забываешь, ради этого города, все обиды. Это не я нервничаю, это – она, они.
Я не люблю въезжать на поезде. Все города показывают именно железной дороге свои кишки. Тоже и в Москве. Но дело не в Москве.
Мы въехали. Я смотрю глазами детей и Лены, и волнуюсь не я, а они.
Пройдет.
Но мы сделали этот переезд. Я сделал, что хотел. Теперь мы дома, наконец-то.
1994–2001 гг.
1981–1982
Звали его Николай Павлович. Внешне я его совсем почти не помню. Он был немного сгорбленный, и с пронзительными глазами. Видно, что когда-то коренастый, плотный мужичок среднего роста. У него была жена с седыми волосами, добреющими глазами, приветливым лицом. Сам же он был необычайно внимателен в разговоре, располагал к общению, размашист душой. Он был священник, – об этом я узнал не сразу, – и настоящий богослов; занятие это меня завораживало, и мои мысли, мои представления и ощущения от этого его занятия, уносили меня в мир иной, нездешний, благовестный и сильный, божественный, неподвластный пониманию.
На лето он уезжал в Подмосковье, где много лет подряд на лето снимал дачу, большой настоящий дом с садом, недалеко от станции, в старом дачном поселке. Я бывал там несколько раз, даже однажды я помог ему в начале июня перевезти вещи из Москвы.
