Скрытый за каменным горбом валуна, как за тушей кита, я не видел, но догадался, что Василий и Катя вышли на маленькую полянку на берегу озера, окаймленную ивовыми кустами. Я был уверен, что это не было заранее обговоренным свиданием в классическом смысле этого слова. Скорее всего, Васька перехватил Катю, когда она с полной корзиной выполосканного белья шла от ручья, впадавшего в озеро поблизости.
– Да ты погоди… – срывающимся шепотом уговаривал ее Анциферов. – Ты не уходи. Что я тебе хочу сказать… Это самое… – он явно путался в словах, торопясь использовать подходящий момент.
– Ну, чего ты ломаешься, как тульский пряник? – с появившейся нагловатой ленцой в голосе вопросил Васька. – С другими будем еще поглядеть, а со мной… – он хохотнул, – наверняка будешь удовольствие иметь… – И он, видимо, сделал попытку ее облапить.
– Прими руки, – коротко сказала Катя и с силой, которую придает женщине отчаяние и со всей ненавистью, на которую только способна женщина в самые черные минуты, громко, не стесняясь выражений, добавила: – Да я лучше – вон, на том березовом пеньке… свою целку порву, чем тебе дамся! Уйди с глаз моих, постылый ты человек!
Но он загородил ей дорогу и схватил за руку. Она упёрлась крепкими, натруженными работой кулачками ему в грудь, заколотила по ней, словно по деревянному забору и заверещала пронзительным голосом тетёрки-подранка.
Я, как любой нормальный мужик на моём месте, рванулся, конечно, на этот отчаянный крик. Но не забывайте – я сидел в вёрткой, неустойчивой резиновой лодчонке, и пока я вытаскивал самодельный якорь, события развивались быстро. Маленькое складное веслецо, похожее на большую разливательную ложку для соуса и держащееся на хлипкой алюминиевом втулке, распалось в моих торопливых руках от слишком сильного гребка, и лодчонка завертелась на месте. Но я уже выскочил из-за горбатой спины прикрывавшего меня валуна-великана, и происходившее дальше уже мог частично видеть сквозь редкие прибрежные кусты, а частично – с полной достоверностью реконструировать…
Анциферов, криво осклабившись, легко заломил Кате руку за спину, крутанул так, что она вскрикнула от боли, и бросил её на серо-зелёный мох, который начинался почти от берега озерца. Он сразу же опустился на неё, придавив живот коленом так, что Катя не могла вздохнуть, и стал, не слишком-то торопясь, стягивать с себя брюки. На его голый зад тут же начали с остервенением пикировать комары, но Васька, не обращая внимания на их назойливые укусы, жадно задрал поварихе платьице до плеч и…
