– Эй, ты, такой, откуда здесь пришел? – стал сверлить глазами пленника восточный человек, – Зачем порог моего дома переступаешь? Говори, а то убивать буду!
Нам попугай грозил загадочно
Пальмовой веточкой.
А город пил коктейли пряные,
Пил и ждал новостей.
Оба, не сговариваясь, оглянулись на дверь ванной, на то и сирены. Хозяин положения свирепо почесал косматую грудь напротив сердца.
Вы называли меня умницей,
Милою девочкой.
Но не могли понять, что шутите
Вы с вулканом страстей!
– Ты сюда к Софье пришел? Она тебя звала?! – заподозрил самое худшее горячий восточный человек, ствол серьезней надавил на висок. И под ним зуд стал нестерпимей, чем если бы там паслась эскадрилья комаров.
– Я ваш сосед снизу, – проворно сменил легенду Максим, – вы здесь моетесь и в потолок стучите, а у меня протечка, и заснуть не могу. Я буду жаловаться! Из какой вы воинской части? я буду жаловаться вашему командованию!
Максим знал, что люди военные пуще попасть в плен боятся жалоб местного населения. Но дитя гор не струсил, а амулет дубово считал, что в коллизии мистика отсутствует напрочь.
– Нет, ты лжешь, я по глазам вижу, ты к Софье пришел. Молись, если веришь в своего Бога!
– А она красиво поет, – вдруг нашел время для комплимента Максим.
– Да, она очень красиво поет, – сатанея на глазах, согласился хозяин положения. – Она тебе уже пела?!
Вернулся тот подкожный шуг, который прессовал Храпунова во сне. Как тут не вспотеть? Ствол «Стечкина» соскользнул и остановился на щеке, но рука представителя гордого народа твердо вернула поцелуй смерти обратно.
Ямайским ромом пахнут сумерки
Синие, длинные,
А город каменный по-прежнему
Пьет и ждет новостей.
– Софья, ты скоро?! – неожиданно громко рявкнул Максим.
От наглости пришлого незнакомца лицо кавказской национальности на секунду потеряло ориентацию в пространстве и опустило оружие.
– Уже иду, дорогой! – донеслось сквозь плеск воды.
Восточный человек поборол слабость и обнаружил, что незваный злодей походкой вразвалочку двинул на выход.
– Стой, стрелять буду.
Максим щедро рассмеялся:
– Не получится, геноцвали, – Храпунов разжал ладонь и показал умыкнутую под шумок из пистолета обойму. Сунулся в одну дверь – кладовка, сунулся в другую – то, что надо. – Счастливо оставаться, – сделал ручкой исаявец с порога, – обойму я в почтовый ящик подброшу.
Короткий коридор оканчивался долгожданной дверью на лестничную площадку. И стоило Максиму сделать по тамошнему ковролину первый шаг, воздух огласила требовательная трель дверного звонка. Это вполне мог быть исаявский спецназ с обходом квартир соседней парадной в поисках сбежавшего игумена. Но геноцвали лучше владел обстановкой:
