Далее Максим уже в окно не глазел, а лихорадочно распихивал по карманам самое необходимое, включая стыренную бумагу и диплом из домашнего архива. А у подкатившего задом прямо к подъезду фургона с грохотом обрушился борт и, как апельсины из порвавшегося полиэтиленового кулька, из фургона посыпались вооруженные до зубов бойцы в герметичных шлемах – ни хлорпикрин им не опасен, ни улыбка Медузы Горгоны. Протиснувшееся сквозь тучи солнце отразилось золотыми рыбками в пластиковых забралах. И бойцы ринулись в подъезд.
На третьем этаже первый из них оказался через две секунды. Еще через секунду дверь в квартиру Храпунова перестала оказывать сопротивление. Но только никого в квартире бойцы не обнаружили. Кукушка из часов с сарказмом сообщила, что воины опоздали. Окно на кухне оказалось распахнуто, и осенний промозглый ветерок шевелил занавеску. И даже можно было поверить, что за занавеской кто-то прячется, если бы она не была прозрачной.
– Куда он делся? – наивно спросил младший в группе захвата.
Старший, встав на цыпочки, раскрошил двумя пальцами деревянную кукушку в часах и со злой иронией бросил:
– Вознесся, – его ждали неприятные минуты оправданий перед Диной Матиевной.
А Храпунов, по карнизу перебравшись на соседний балкон, уткнулся носом в вывешенные капитуляционными флагами сырые простыни. Однако это чересчур напоминало недавно пережитые напряжные минуты! Вывернувшись из прилипчивых влажных тряпок, Максим осторожно заглянул в чужую квартиру сквозь стекло балконной двери, жаль, меж пышными гардинами нашлась только скупая щелочка, и глаза долго привыкали к царящему там сумраку. Кто здесь обитал, он не ведал – редко бывал дома и не стремился поддерживать добрососедских отношений.
Предварительная разведка дала не так уж много информации: обстановка весьма не бедная, на стеклянном журнальном столике заложенная рекламным проспектом книга «Бесы» Федора Михайловича Достоевского. И никого, хоть в этом явь отличалась от приснившейся подляны.
Запор оказался не хитрым и, бесшумно помудрив с балконной дверью, Максим очутился в комнате. На цыпочках обогнув роскошный итальянский спальный гарнитур «Olimpia»[9], завлекательно застеленный атласным бельем, Храпунов заглянул в следующую комнату, его интересовал только выход из этих хором. Выход Максим за следующей дверью не обнаружил, но если бы только в этом заключались Юркины трудности.
Эта комната не имела окон, и здесь правила бы совсем уж непроглядная темень, если бы не в двадцать ламп пылающая под потолком, да еще преломляющая огни тысячей хрустальных висюлек, чешская люстра. Одна из украшающих стены этой комнаты дверей явно скрывала ванну, и оттуда вместе с журчанием воды доносился афродизиачный женский голосок:
