Тщетно.
– Может не надо? – робко спросила Марья Семеновна.
– Другого выхода у нас нет, – со значением посмотрел пожилой женщине в глаза исаявец и к облегчению второй половины нацелился на выход, – А мне пора. Через балкон вошел, через дверь тихонечко выйду, как солидный человек.
Увы, так просто из этого нереального мира было не вырваться:
– Может чаю на дорожку?
– После будем чай пить, дорогая Марья Семеновна, – непреклонно прошептал фальшивый Максим и на цыпочках двинулся сквозь бедно обставленную комнату: кровать с никелированными шишечками, шкаф с не закрывающимися дверцами и исцарапанной полировкой – вот и вся обстановка.
Рука почти дотянулась к спасительной дверной ручке...
– Дядя Юра, вы уже уходите? – остановил его слабый детский голос. Тихий, словно тихий ангел пролетел.
Максим замер. Сначала вернул добрую улыбку на лицо и только после этого повернул голову туда, где на кровати под двумя одеялами лежала девочка лет пяти-шести. Светлые волосы обрамляли личико по подушке, как зарево, щечки изнутри подсвечивались лихорадочным румянцем.
– Да, Дашенька, мне надо идти. Но сегодня ко мне приходил волшебник и пообещал, что ты скоро станешь поправляться, – на самом деле даже этому, только во сне существующему, доброхоту Храпунову хотелось сказать: «Слышь, Дашка, я понимаю, что тебя скука смертная под одеялом грызет, но, извини. Сегодня не твой день».
Не спящая половина нейроклеток приказала себе отставить панику и подумала: «Кажется, мне специально показывают этот сон», и тут же сама себя опустила: «Когда „кажется“, креститься надо». И все же – девять против одного, что кто-то умышленно проник в сны начальника районного отдела ИСАЯ с враждебными намерениями. Проще, чем ногти постричь, ведь при отстранении от должности с любого исаявца автоматически снимается защитный зонтик уставных заклятий…
– Дядя Макс, я уже не маленькая. Я уже знаю, что волшебников не бывает, – девочка попыталась поднять голову, но оказалась слишком слаба. Только бессмысленно и безрадостно скрипнули пружины кровати.
– Вообще-то бывают, – грустно улыбнулся доброхот Храпунов, – К сожалению, бывают не только добрые волшебники, а и злые.
– А тот, которого вы сегодня видели, он добрый, или злой?
– Если обещал, что ты скоро выздоровеешь, значит добрый. Ну, я пойду, Дашенька, у меня много дел.
А вот бодрствующую половинку черепа душный ужас томил уже, будто в бане. По всем резонам этого – приснившегося – Максима здесь умышленно пытались притормозить. Морочили пустотой, запутывали бесцветными словами, завораживали химерными узорами.
