Приведу только несколько образцов ленинского истолкования демократической диктатуры, отмечая при этом, что связная характеристика эволюции ленинской мысли в этом вопросе потребовала бы самостоятельной работы.
В марте 1905 года, развивая ту мысль, что базисом диктатуры будут пролетариат и крестьянство, Ленин писал:
«И такой состав социального базиса возможной и желательной революционно-демократической диктатуры отразится, конечно, на составе революционного правительства, сделает неизбежным участие в нем или даже преобладание в нем самых разношерстных представителей революционной демократии» (том VI русск. издан., стр. 132, подчеркнуто мною).
В этих словах Ленин указывает не только классовый базис, но и намечает определенную правительственную форму диктатуры, с возможным преобладанием в ней представителей мелкобуржуазной демократии.
В 1907 году Ленин писал:
«Крестьянская аграрная революция», о которой вы говорите, господа, должна, чтобы победить, стать центральной властью во всем государстве, как таковая, как крестьянская революция" (том IX, стр. 539).
Эта формула идет еще дальше. Ее можно понять в том смысле, что революционная власть должна непосредственно сосредоточиться в руках крестьянства. Но эта же формула, при более широком толковании, внесенном в нее самим ходом развития, объемлет и октябрьский переворот, который привел пролетариат к власти, как «агента» крестьянской революции. Такова амплитуда возможных толкований формулы демократической диктатуры пролетариата и крестьянства. Можно допустить, что в этой ее алгебраичности была – до известного момента – ее сильная сторона; но в этом же и опасности ее, которые у нас достаточно ярко обнаружились после февраля, а в Китае привели к катастрофе.
В июле 1905 года Ленин пишет:
«О захвате власти партией никто не говорит, – говорится лишь об участии, по возможности руководящем участии в революции»... (т. VI, стр. 278).
В декабре 1906 г. Ленин считает возможным присоединиться к Каутскому в вопросе о завоевании власти партией:
"Каутский не только считает «весьма возможным», что в «ходе революции победа достанется с.-д. партии», но и объявляет также обязанностью социал-демократов «внушать своим приверженцам уверенность в победе, ибо нельзя успешно бороться, отказываясь наперед от победы» (т. VIII, стр. 58).
Между этими двумя истолкованиями самого Ленина расстояние никак не меньше, чем между моими формулировками и ленинскими. Это мы еще увидим в дальнейшем. Здесь же поставим вопрос: что означают эти противоречия у Ленина? Они отражают все то же «великое неизвестное» в политической формуле революции: крестьянство. Недаром радикальная мысль называла некогда мужика сфинксом русской истории. Вопрос о природе революционной диктатуры – хочет того Радек или не хочет – неразрывно связан с вопросом о возможности революционно-крестьянской партии, враждебной по отношению к либеральной буржуазии и независимой по отношению к пролетариату. Решающее значение этого вопроса не трудно понять. Если крестьянство в эпоху демократической революции способно создать свою самостоятельную партию, то демократическая диктатура осуществима в самом подлинном и непосредственном смысле слова, и вопрос об участии пролетарского меньшинства в революционном правительстве получает хоть и важное, но подчиненное значение. Совсем иначе представится дело, если исходить из того, что крестьянство, в силу своего промежуточного положения и неоднородности своего социального состава, не может иметь ни самостоятельной политики, ни самостоятельной партии, и вынуждено в революционную эпоху выбирать между политикой буржуазии и политикой пролетариата. Только такая оценка политической природы крестьянства открывает перспективу диктатуры пролетариата, вырастающей непосредственно из демократической революции. В этом нет, разумеется, никакого «отрицания», «игнорирования», никакой «недооценки» крестьянства. Без решающего значения аграрного вопроса для жизни всего общества, без большой глубины и гигантского размаха крестьянской революции, не могло бы быть и речи о пролетарской диктатуре в России. Но тот факт, что аграрная революция создала условия для диктатуры пролетариата, вырос из неспособности крестьянства собственными силами и под собственным руководством разрешить свою собственную историческую проблему. В условиях современных буржуазных стран, хотя бы и отсталых, но уже вошедших в период капиталистической индустрии и связанных воедино железными дорогами и телеграфом, – это относится не только к России, но и к Китаю и к Индии, – крестьянство еще менее способно на руководящую или хотя бы на самостоятельную политическую роль, чем в эпоху старых буржуазных революций. Всемерное и настойчивое подчеркивание мною этой мысли, составляющей одну из важнейших черт теории перманентной революции, и давало повод, совершенно недостаточный и, по сути дела совершенно неосновательный, для обвинения меня в недооценке крестьянства.
