Поэтому всякого рода обдуманные и откровенные рассуждения о славянских и восточных делах могут принести пользу в грядущем, нисколько не влияя на наши практические, дипломатические отношения к Австрии, Турции и другим державам.
Мирной политике с Австрией и искренним, дружеским отношениям с мусульманским самодержавием наши частные рассуждения о панславизме, конечно, не могут мешать. И сверх того, мои-то рассуждения о панславизме тем более безвредны, что я положительно боюсь для России не только слияния с юго-славянами, но даже и слишком искренних и необдуманных сочувствий им во всех их славянских стремлениях и поступках.
Насчет опасностей слияния или вообще тесного политического сближения с ними я писал еще в 1873 году.
Я старался доказать, что Турция нам скорей полезна, чем вредна, ибо она может стать нам даже союзницей, при некоторых неблагоприятных обстоятельствах.
Можно желать добра славянам, можно даже помогать им искренно, когда их кто-нибудь теснит, но считать их всегда и во всем жертвами, или невинными, или ни при каких условиях не могущими нам, русским, вредить, – было бы слишком наивным...
Можно, во-первых, вредить, и не подозревая того: можно вредить, воображая даже, что делаешь пользу; можно вредить еще и потому, что «Россия так сильна, так велика, так богата... она все может вынести...»
И относительно Турции повторяю еще раз: «Ее по возможности желательно было бы хранить; если в ее существовании и есть зло, то это зло знакомое, с которым мы умеем обращаться; этого одного достаточно!»
В прежних статьях моих я доказывал, что Турция не только в политическом отношении, но и в самом религиозном в наше время скорее полезна православию, чем вредна, хотя, как мы ниже увидим, есть от нее и некоторый вред (именно по делу греко-болгарского разрыва); но и этот вред будет не слишком важен, если мы, русские, сумеем выйти из этой распри искусно и правдиво...
Для Турции, всякому ясно, греко-болгарский разрыв выгоден; но и в этом деле, по моему мнению, совершенно неожиданно наши интересы могут почти совпасть с турецкими, если мы не односторонне отнесемся к нему. Дальше, я надеюсь, эта странная мысль покажется простою.
Когда писал я мои статьи, более полутора лет тому назад, я находился еще под свежим впечатлением греко-болгарского разрыва: после разделения прошел всего год; еще не совсем ясно было, как будет вести себя болгарский простой народ в провинциях: будет ли он покоен или нет; собор греческий только что разошелся, объявив болгар и всех тех, кто будет в церковном общении с ними, – раскольниками. Греческие газеты поносили Россию, приписывая ее влиянию все зло.
