Смешно и нелепо, что у нас серьезно говорят о «большевиках», опровергают их, спорят о путях развития русской «революции». Все это, как говорят дети, не на самом деле, все это не по-настоящему. Вся русская «революция» есть тяжелый кошмар, приснившийся русскому народу от его бессилия и болезни, есть призрак, созданный расстроенным воображением народа слабого и потерявшего духовный центр. Кошмары и призраки дома умалишенных выпущены на свободу и гуляют по земле русской. Все, что происходит, есть лишь иллюстрация к «Бесам» Достоевского, книге поистине пророческой. Все безысходно, как в кошмаре, все повторяется и возвращается, бесы кружатся, и нельзя вырваться из этого бесовского круга. О бессилии власти гг. Ленина и Троцкого и ненародном характере их власти говорят так же, как говорили о бессилии и ненародном характере власти гг. Штюрмера и Протопопова. С того времени глубоко и существенно ничто не изменилось. Все старое повторяется и действует лишь под новыми личинами. Бурные процессы происходят лишь на поверхности. Процессы эти есть лишь тление ветхих одежд России невозрожденной. Мы изживаем последствия наших старых грехов, страдаем от наших наследственных болезней. В России никакой революции не было. Пора уже сорвать маски и изобличить подлинные реальности. Русская революция есть чистейший призрак. В ней нет существенных признаков революции в западноевропейском смысле этого слова. Старая власть, старая монархия не была у нас свергнута революцией, она сгнила, разложилась и бесславно пала, как падает гнилое яблоко с дерева. Но яд от гниения старой России остался внутри народного организма и продолжает разлагать жизнь русского народа. Вот эти процессы гниения старой России и принимают у нас за «развитие и углубление революции».
Чудовищный нигилизм, торжествующий в этих процессах разложения, есть явление старой России, а не творчество новой России. В России пала власть и не заменилась никакой новой властью. Наступило безвластие, междуцарствие, бесплодная и нетворческая, смутная эпоха, анархия. Катастрофу, происшедшую с Россией, так же неверно называть революцией, как неверно было бы называть революцией пугачевщину. Катастрофа эта не есть изменение форм государства, не есть создание новой власти организованными силами, она есть упразднение государства, бессилие организовать какую бы то ни было государственную власть. В этом русская революция бесконечно отличается от французской революции, в которой действовал сильный государственный и национальный инстинкт народа. У нас же никакая новая, организующая и созидательная сила не пришла на смену старым, разлагающимся силам. То, что у нас называют «революцией», есть сплошная дезорганизация и разложение, смерть государства, нации, культуры.
