– Это мой друг, – дрогнувшим голосом произнесла я. – Фотография сделана на прошлой неделе. У нас нет времени. Можно подумать, весь мир – кафе-мороженое, а Персидский залив – “вкус месяца”. Речь идет о жизни людей.
Он оглянулся по сторонам, резко вырвал у меня из рук фотографию и положил в пачку.
– Послушайте, милая моя. Я вас прекрасно понимаю. Я просто пытаюсь объяснить, что так – дела – не – делаются. Понятно? Это газета. – Он почесал шею. – Мы могли бы предоставить вам колонку – впечатления очевидца. Напишете о работе в лагере, о своей миссии, обратитесь за помощью лично.
– Нет, это должно пойти как экстренные новости, на первой странице.
– Это не вам решать, дорогая моя, – процедил он и ударил кулаком по столу. – Я обо всем позабочусь, милая. Посмотрим, что можно сделать. Но на вашем месте я бы особенно не надеялся.
Я была в отчаянии. В Лондоне было холодно, как в морозилке. Здание редакции находилось в районе бывших доков, ледяной ветер завывал и бил в лицо, над головой нависали громадины из стекла и бетона. Какой-то мужчина отпихнул меня и прошел мимо. На нем был отвратительный малиново-зеленый костюм. Мимо с воем пронесся грузовик и обрызгал грязью пальто, которое мне одолжила Ширли. Серое небо, покрытое свинцовыми тучами. Я представила Сафилу на закате: красная земля, горячий ветер, бескрайняя пустыня, наполненная радостными звуками. Может, это потому, что в Африке всё совсем по-другому, может, Африка просто слишком далеко? Так далеко, что люди не могут представить, где это?
Вернувшись к Ширли, я смыла с пальто грязь, заварила чай и стала думать, что же делать дальше. Я ехала сюда, представляя, как моя история сразу попадет на первые полосы. Газеты опубликуют фотографии, которые я сделала в Кефти. Уговорить знаменитостей будет проще простого. Но если раньше, в качестве второй половины Оливера, еще можно было на что-то рассчитывать, то теперь, оставшись в одиночестве, я потеряла для них всякую ценность. Мой взгляд упал на телефон. Надо было позвонить в “Содействие”, но у меня не было конкретных свидетельств, что мой план сработает.
Что же делать? Я больше не могу просить об одолжении кино – и телезвезд, которые даже не помнят, кто я такая. Прямо как дочка Хассана из Сафилы, которая постоянно клянчила сережки. Но придумал же Мухаммед, как завоевать уважение иностранцев и заставить нас считаться с его мнением. Я напрягла мозги. Что бы сделал на моем месте Мухаммед, если бы ему нужно было организовать акцию в помощь Кефти? Точно не натворил бы глупостей, как я вчера. Он никогда не действовал напрямую, подумала я, вспоминая ооновские вечеринки. Слишком грубый, неразумный подход. Он бы обратился за помощью к другу, иностранцу. Нужно было найти кого-то, кто смог бы мне помочь. Но кого? Я решила обзвонить редакции других газет.
