21 сентября
После трудностей перевала – легкий путь. После пронзительного холода – жара и яркое солнце. Жаркие пески и уходящие горы со снежными оторочками. Русла ручьев. Иногда ручеек исчезает в каменистых нагромождениях, и лишь гулкий шум выдает поток невидимой воды. Повсюду терновники, тамариск. И приветливые люди, жители долины реки Нубры.[168] Сама река в разливе бывает мощным потоком. Сейчас, осень, течение разбилось на многие русла, необыкновенно замысловатого и красивого рисунка. Идем дальше обычной остановки.
Ночевали в Террите,[169] в настоящем тибетском доме. В нашем стане три партии: буддийская, мусульманская и китайская. Не обходится без взаимных недоверий, подозрений. Едят отдельно. Наш старший Лун-по, оказывается, сын лехского старшины и является крупным помещиком. У него всюду поместья и дома: и в Лэ, и в Хеми, и в Террите, и во многих местах Чантанга.[170] Он рассказывает, сколько монастырей разрушено во время бывших нашествий. В одном из его домов имеются такие развалины, полные обломков статуй и остатков поврежденных книг. Жалеем, что Лун-по пришел к нам только в последние дни. Это он пришел и на вопрос, кто он, гордо вскинул головою и звонко отчеканил: «Бодхи», то есть буддист. Он рассказывает также, что его брат состоит казначеем в Хеми и знает, сколько там скрытых предметов, не показываемых проезжим. Лун-по хочет остаться с нами, он хочет идти по разным странам, хочет учиться русскому, но просит об одном: «Не режьте мою косу!» А коса у него отличная, черная до колен. Мы успокоили его. Никто на его национальную гордость не покушается. Очевидно, он уже знает, что в Китае указано резать косы, а в Тибете запрещено высовывать язык в знак преданности и признательности. А Лун-по в минуту удовольствия любит высовывать широкий, здоровый язык. Он хороший спутник для высот и ледников, но в дому трудно вмещаем. Подходим к его поместью. Он просит не стоять в шатрах, а переночевать в его доме. С гордостью показывает ворота-чортен[171] с яркой росписью на стене. Здесь много полей и плодовых деревьев. Ночуем в расписной тибетской комнате. Яркий карниз. Широкое окно, низкая широкая дверь с большим кольцом запора. Песочный пол устилается цветными кошмами. В рисунке орнаментов часто повторена свастика. Посредине комнаты грузная колонна и на широкой пилястре изображение Чинтамани – Сокровища Мира.
Каждая тибетская усадьба странно напоминает схему феодального з
