И когда оперативная группа уголовного розыска все-таки прибыла на квартиру семейства Шухартов, сам подозреваемый уже вышагивал по Зоне.
Как выяснилось, в последний раз. Наверное, окажись тогда правосудие хоть чуточку расторопнее...
- Господин капитан!
- Чего тебе?
- Нет, я ничего... Простите.
Но Квотреблад уже и сам почувствовал, как в их камере чтото вдруг необратимо изменилось. Он даже не сразу понял, что именно - тусклый свет и тяжелый тюремный воздух остались прежними, но...
- Черт... мать их!
Все вокруг оставалось таким же, как несколько мгновений назад, но в лежащем на нарах черном теле больше не было жизни. За тридцать с лишним лет работы в полиции капитан Квотерблад видел столько убитых и умерших, что ему даже не потребовалось проверять у Гуталина пульс.
Негр был мертв, окончательно и бесповоротно.
Капитан выругался без злобы и зачем-то отер ладонью кровь, выступившую на губах покойника. Потом перевел взгляд на толстяка:
- Молитвы помнишь?
- Ну, я, вообще-то...
- Вспоминай. Как умеешь. Только тихо.
Квотерблад подождал, пока сосед выберется из своего угла камеры. Потом уступил ему место на койке, рядом с телом:
- Садись.
Толстяк Эрни покосился на покойника и боязливо опустил свой зад на Вытертые временем и людьми доски. Потом сложил ладони, прикрыл глаза, опустил голову,- но неожиданно спохватился:
- А как его настоящее имя, господин капитан?
Квотерблад на секунду задумался, потом помотал головой:
- Не помню. Надо же! Забыл...
- И я не знаю.
- Гуталин. Его так все называли. Всегда.
- Что же делать?
Капитан поморщился, как от боли:
- Ты давай, толстяк, молись! Там, наверху, разберутся.
Некоторое время тишину нарушал только сбивчивый и торопливый шепот Эрни. Затем снаружи в камеру начали проникать и посторонние звуки - это по длинному, почти бесконечному коридору, медленно передвигаясь от одной двери к другой, приближались раздатчики пищи. Тюрьма привычно наполнилась скрежетом петель, колесным скрипом, шагами, приглушенным бряканьем мисок и черпаков.
Квотерблад больше не проронил ни слова. Замолчал и его сосед.
Процессия приближалась.
- Надо, наверное, сообщить? - подал голос толстяк Эрни.
- Наверное... Надо.- Капитан считался старшим по камере, а потому обязанность общаться с тюремной администрацией лежала на нем.
Подождали еще немного. Наконец с грохотом откинулось прямоугольное окошко обитой железом двери:
- Квотерблад!
- Я.
- Получай.
Сначала в подставленные руки заключенного упала мятая алюминиевая плошка. Затем что-то пахучее выплеснулось из черпака, и он обеими ладонями ощутил теплую тяжесть обеденной пайки. Привычным движением капитан перехватил еще кусок хлеба и ложку, но вместо того, чтобы уступить свое место соседу по камере, обратился к стоящим по другую сторону двери:
