В таком настроении радостного возбуждения, доставляемого ему поступком, в котором он видел доказательство победы духа над плотью, Франциск отправился в обратный путь. Дороги в Италии и до сих пор еще усеяны маленькими часовенками, призывающими путников к благочестию. Тогда этих часовен было еще больше, и Франциск, не пропустивший ни одной из них, не раз присутствовал при богослужении в такой часовне, затерявшейся где-нибудь в лесу, иногда совершенно один, слушая слово Евангелия, которое читал дрожащим голосом старичок священник. Слова кроткой проповеди Спасителя должны были особенно действовать в такой обстановке на пылкую душу Франциска, и когда он выходил из часовни на тропинку, душа его трепетала от неизъяснимого блаженства, – ему казалось, он слышит голос: “Следуй за мной!”.
После его болезни и первого приступа душевной тоски, заставившей его оглянуться на свою жизнь, прошло уже около двух лет, и за это время нравственный переворот, совершившийся с Франциском, успел вполне определиться. Мучительная борьба прекратилась, и ему казалось, что он уже ясно видит путь перед собою. Внутренний голос говорил ему, что он должен возненавидеть то, что прежде любил, и полюбить то, к чему до сих пор чувствовал отвращение. Образ Спасителя в терновом венце, призывающего к себе всех страждущих, всех жаждущих успокоения, все чаще и чаще являлся перед его духовными очами.
Чувство сострадания, составлявшее и прежде самую выдающуюся черту в характере Франциска, стало проявляться в нем с еще большей силой. Были люди еще более жалкие, более несчастные, чем нищие, с которыми Франциск желал находиться в братском общении; это были прокаженные, которых в средние века безжалостно исключали из людского общества и изгоняли из опасения заразы, предоставляя их своей собственной судьбе в особо отведенных для их жительства местах. Им бросали милостыню, но бежали от них. Так поступал прежде и Франциск, на которого вид прокаженных наводил такой же ужас, как и на всех. Но, после совершившегося в нем нравственного перелома, он решил победить в себе, во что бы то ни стало, это отвращение и, встретив однажды на дороге прокаженного, устоял против искушения бросить ему милостыню и бежать, а заставил себя сойти с лошади, подошел к пораженному изумлением несчастному, сознававшему, что он для всех служит предметом отвращения, и, оделив его деньгами, поцеловал ему руку с таким почтением, как священнику.
