Неудивительно, что, окруженный подобными влияниями, Александр начал охладевать к своему союзнику. Будучи с виду друзьями, русский и французский императоры в дипломатических переговорах, происходивших между ними, держались уже как противники, зорко следящие один за другим. Когда однажды при разговоре Наполеон, потеряв терпение, начал топтать свою шляпу, Александр направился к двери со словами: “Вы буйны, а я упрям, и гневом со мной сделать ничего нельзя. Я согласен разговаривать и рассуждать, а иначе я уйду”. Как мы далеки от “тильзитского стиля”, когда Александр, встретившись с Наполеоном в палатке, устроенной на берегу Немана, любезно говорил: “Государь, я ненавижу англичан”, – или, как передают другие: “Ваше Величество, я буду вашим помощником в войне с Англией”.
На все предложения Наполеона Александр отвечал теперь уклончиво. Правда, он согласился дать дружеский совет Австрии приостановить вооружения, но наотрез отказался прибегнуть к угрозам или каким бы то ни было другим мерам, нарушающим самостоятельность действий австрийского императора. “Ваш царь упрям, comme une mule”[3], – говорил Наполеон Коленкуру.
В это время Австрия деятельно готовилась к войне. Во главе военной партии находился министр Стадион; император Франц проявлял меньше решительности, часто вспоминая данное лично Наполеону после Аустерлица обещание никогда больше не воевать с Францией; он сердился, когда, подходя к окнам дворца, видел на площади двести пушек, готовых к походу, и кричал, что это все сделано против его воли; но затем чувство страха уступало место ненависти к Наполеону и он машинально повторял: “Этот человек доставляет мне много хлопот; он непременно хочет уничтожить мою монархию”.
Меттерних уверяет в своей автобиографии, что во время своего пребывания в Вене он советовал австрийскому правительству более благоразумную политику, но подлинные документы, исходившие из его же рук и напечатанные Онкеном, доказывают обратное. С другой стороны, мы видели, что в своих донесениях из Парижа он представляет войну неминуемой и внутреннее положение Франции крайне неблагоприятным для Наполеона, – обстоятельство, которое могло только утвердить австрийское правительство в мысли о войне.
В конце 1808 года австрийский уполномоченный князь Шварценберг поехал в Петербург с тайной миссией осведомиться о намерениях русского правительства. Александр I советовал Австрии не воевать только потому, что “час мщения еще не наступил”. Из этих слов Александра Шварценберг мог вынести убеждение, вполне оправдавшееся впоследствии, что Россия не намерена оказывать своему союзнику Наполеону серьезной поддержки в войне с Австрией.
