Итак, задача состояла теперь в том, чтобы создать такой законодательный орган, который не был бы слишком консервативен и не задерживал бы прогресса, но вместе с тем прививал бы гражданам и их вождям привычки и обычаи, необходимые для того, чтобы в случае нужды можно было сделать крутой поворот через одну палату, не опасаясь вызвать анархию.
В те дни, о которых мы говорим, более чем когда-либо требовались деятели, способные понять, что Учредительное собрание должно было дать Франции законодательный орган, соединяющий в себе вышеуказанные качества. К несчастью, Франция не нашла такого деятеля даже в Мирабо; ему нельзя ставить этого в вину: и гений имеет свои пределы. При разрешении столь важной для будущего Франции задачи он увлекся посторонними целями, которыми ему менее всего следовало увлекаться. С тех пор как ему удалось приобрести в законодательном собрании большое влияние, его неотступно преследовала мысль сделаться министром. Чтобы достигнуть своей цели, ему прежде всего нужно было сблизиться с королем. Единственный путь к сближению представлялся ему через королеву посредством Ламарка. Его связь с Ламарком подвинулась так далеко, что в сентябре 1789 года, именно в то время, когда обсуждался вопрос об организации законодательного органа, он успел уже получить от Ламарка пятьдесят луидоров.
Ламарк старается оправдать Мирабо и доказывает, что этот последний не продавал своих услуг. В то время, когда он боролся с биржевиками, его полемика будто бы почти не давала ему дохода; биржевики предлагали ему большие суммы, но он отказался от них. Все это весьма вероятно и вполне в духе Мирабо, тем не менее ему не следовало брать тайно деньги за то, чтобы действовать в пользу короля; такой образ действий по весьма веским и основательным причинам сильно преследовался тогда общественным мнением. В это крутое переходное время было делом первой важности, чтобы члены Учредительного собрания руководствовались исключительно своим понятием об общественном благе. Если Мирабо действительно так думал, как он говорил, то он тем более должен был опасаться брать что-нибудь от короля, чтобы не повредить этим своей репутации. Даже сам Ламарк вынужден сознаться, что Мирабо, выпрашивающий у него пятьдесят луидоров взаймы без отдачи, произвел на него жалкое впечатление.
С такими задними мыслями по вопросу об организации законодательного органа Мирабо сосредоточился преимущественно на том, чтобы доставить королю безусловное veto по отношению к законам, прошедшим через палату представителей. Аргументируя это, знаменитый трибун не затруднялся становиться в самое резкое противоречие с тем, что он проповедовал всю свою жизнь с необузданной страстью. Все написанное им о деспотизме государей было позабыто; теперь оказывалось, что собрание народных представителей имеет неодолимую тенденцию к деспотизму, оно не только не представляет собою народа, но стремится сделаться независимым от него и тиранствовать над ним; при первом случае оно объявит себя несменяемым и создаст из себя аристократию, которая тяжким гнетом ляжет на народ. Наоборот, интересы короля и народа солидарны, благосостояние и могущество народа возвеличивают короля, и поэтому король – естественный страж свободы народа и должен защищать его от деспотизма его представителей.
