Необходимо заметить, что роль, которую Лютер предоставляет проповеднику, является одним из вопиющих противоречий его реформы. Понятна была власть католического духовенства, получавшего благодаря помазанию или рукоположению священный характер. Но, поставив назначение проповедника в зависимость от распоряжений гражданской власти и определив все различие между духовным и мирянином лишь в самой должности, реформатор не имел никакого основания требовать от прихожан безусловной веры в учение, передаваемое им проповедником, тем более, что сам вложил в руки паствы Евангелие на родном языке, а вместе с этим – возможность обличать проповедника в ложном толковании слова Божия. В сущности, объем духовной власти евангелического пастора мало отличается от иерархического значения католического духовенства, так как первому предоставляется право не только обличения, но и духовного наказания, доходящего, как и в западной церкви, до отлучения от церкви. И надо заметить, что это противоречие было прекрасно понято народом. То влияние, которым ныне пользуется пастор в протестантской церкви, приобретено им лишь с течением времени. При жизни же Лютера положение проповедников, несмотря на все его заботы о них, было самое жалкое. Народ, приученный ненавидеть и презирать своих прежних духовных пастырей, перенес эти чувства и на новых, считая их совершенно ненужными для своего спасения. Городское и сельское население отказывалось давать содержание приходским священникам, а князья и дворяне и не думали уделять на эту статью что-нибудь из присвоенных ими монастырских и церковных имуществ. До конца своей жизни Лютер не переставал хлопотать, чтобы часть доходов с секуляризованных имуществ шла на содержание храмов и священников, школ и учителей, но лишь в редких случаях доходы эти получали желательное назначение. Несомненно, консервативный характер второго периода преобразовательной деятельности Лютера привел многих современников к заключению, что последний с течением времени возвратился незаметно к воззрениям католицизма. Мнение это было, однако, совершенно необоснованным. Несмотря на все уступки и ограничения в деталях реформы, вызванные, главным образом, убеждением в неподготовленности к ней простого народа, в основных пунктах своего учения Лютер до конца оставался верен себе. Его ненависть к папству с годами не только не уменьшалась, но увеличивалась. В нем действительно проснулся прежний монах и папист, но не в смысле возвращения к старым верованиям, а в смысле усиливающейся нетерпимости к чужим мнениям и сведения к нулю провозглашенного им раньше принципа личной свободы в делах веры. Правда, Лютер не доходил до той степени фанатизма, которую проявил впоследствии Кальвин сожжением Сервета, но и не считал больше нужным бороться с сектантами одним только словом, и везде, где только можно было, требовал вмешательства государственной власти против “богохульства”, каковым именем он окрещивал все, что выходило за рамки его учения.
