Лютик бесцеремонно ткнул в меня толстым пальцем. Все начиналось по-новому.
Вообще это было удивительно. Там, в другой жизни, я был довольно скованным человеком. При встрече даже со знакомыми людьми мои жесты становились неловкими, а слова – нескладными. Здесь же, среди толпы, я чувствовал себя очень свободно. Можно даже сказать, свободнее других актеров. Возможно потому что я окончательно уничтожал в себе Даника и становился другим человеком – далеким Ростиком, мне нечего было стесняться.
Я смело приблизился к Альбине. Она зарделась от счастья, ей это удалось, поскольку она в этот момент не играла.
– Так, изобразите поцелуй! – по-прежнему орал Лютик. – Страстный поцелуй! Ты что, Неглинов, целоваться совсем разучился?! С каких это пор?!
Да, сценарист, похоже, ни разу не встречался с девушкой, если решил, что при первой встрече вот так лихо можно ее поцеловать. Но Альбина была мне так безразлична, что я поцеловал ее искренне, легко, почти страстно. За Ростика.
Лютик не унимался, он бегал взад-вперед, размахивал руками и что-то пытался доказать благим матом, правда, никто не понимал что. Лютик во всю прыть изображал из себя режиссера. Я ему не противоречил, помня, как он хорошо смотрелся бы в мясной лавке. Вдруг визг Лютика резко оборвался. Я в недоумении оглянулся. И без того маленький Лютик, сгорбившись, стоял перед продюсером Залетовым, и меня не покидало чувство, что он все же мечтает поцеловать ему руки.
Залетов отозвал Лютика в сторону и долго ему что-то объяснял. Тот беспрерывно кланялся, прижав к груди пухлые ручки.
– Так! – наконец громко выкрикнул в рупор Лютик. Но уже голосом не хозяина, а приказчика. – Посторонних прошу удалиться. Будет сниматься интимная сцена.
– Что значит интимная? – опешил я.
– Что?! Как – что!!! Ты не учился в киношном альма-матер?!
– Учился, но нас там интимным сценам не учили, – наугад отрезал я.
Лютик на секунду смешался. Видимо, я попал в точку. Хотя, возможно, Лютик понятия не имел, чему учат в кинематографических вузах.
– Интимные сцены можно назвать и проще, – ответил Песочный, и при этом его глазки заблестели, словно в них капнули подсолнечного масла. – Можно назвать – сцены любви.
Я оттащил Лютика в сторону.
– Слушай, ты! – я схватил его за ворот спортивной куртки и слегка приподнял. – Ты порнуху снимать собираешься?! Так вот, поди объясни этому жирному индюку, что или я сейчас же уйду, и он меня больше никогда не увидит, или пусть отменяет свою пошлость. Можешь добавить, что он мне должен платить дополнительно, что я с его чучелом вообще целуюсь!
