Я старательно глажу ее по бесцветным волосам. Осторожно прикасаюсь губами к красной щеке. Но сказать ничего не могу. Это выше моих сил.
– Скажи мне что-нибудь, – требует Бина.
Я закрываю глаза и вижу перед собой Чижика, резвящегося на крыльце сторожки. Он подбегает ко мне, лижет руки, и я его треплю по рыжему загривку… Альбина приближает руку к моим губам. Я представляю, с каким удовольствием ее укусил бы Чижик. Я машинально целую руку Альбины и с трудом выдавливаю заветные слова, только бы она отстала.
– Я люблю тебя, – шепчу я, а на деле, наверное, получается – «гав».
Бина довольно смеется. Я сыграл свою роль до конца, и мне хочется поскорее домой. Хотя это и не мой дом, он все же лучше, чем стерильная палата с невидимыми санитарами. И я осторожно освобождаюсь от цепких рук Бины.
– Когда мы встретимся? – спрашивает она, и ее серые глазки при этом вызывающе блестят.
– Завтра, – говорю я, не лукавя. Завтра съемочный день. Я старательно припоминаю, сколько осталось до окончания съемок. Пожалуй, дней двадцать пять. Из них нужно вычесть выходные, которые Бина наверняка проведет с Песочным, мои внезапные приступы болезни, которые я придумаю, и просто неудачные дни. Что ж, не так много времени судьба нам выделяет для личных встреч. От этой мысли становится легче. И я даже ободряюще хлопаю жену продюсера по плечу.
– У нас впереди так много дней, – успокаивает меня Бина.
– Конечно, – с готовностью соглашаюсь я, припоминая свои подсчеты.
Мы прощаемся до завтра. Прощаемся как страстные влюбленные. Я поспешно сбегаю с лестницы. И на улице жадно глотаю пропитанный бензином воздух. И он мне кажется самым чистым и прозрачным воздухом горных курортов. Наконец я чувствую себя свиньей. И себя ненавижу. Даник корчится во мне от боли, Даник не хочет умирать. Он хочет победить. Но у него так мало шансов. И я успокаиваю его тем, что в конце концов это свинство – временное. Что мне нужно только встать на ноги. Что, закончив эту картину, я навсегда распрощаюсь с кино, которое уже ненавижу. И начну новую жизнь – без мук совести. Как и поступил бы Даник. Но мне кажется, что Даник меня не слышит…
Как ни странно, этой ночью я спал крепко. Совесть уже не бунтовала, а, напротив, тихонько уснула во мне, словно после удачной сделки. Даник сдался. И все же, как мне хотелось думать, только на время.
На следующее утро я с уснувшей совестью и смиренным видом явился на съемочную площадку. Меня встретили счастливые лица моих коллег. Все мне кланялись, сочувственно справляясь о здоровье. А Лютик и вовсе кружил возле меня, как бабочка, хватая за руки и беспрерывно благодаря.
