Юность – это пора, когда пробуждаются все силы и стремления человека, как физиологические, так и нравственные, это момент как бы нового рождения, когда впервые обнаруживается определенно человек, обнаруживается его внутреннее существо. Обыкновенно говорят: увлечения свойственны юношам; но увлечения бывают разные не только по своей интенсивности, но и по своей сущности. Одни увлекаются разгулом и распутством, другие – идеалами правды и человеколюбия. И у тех, и у других жизнь бьет полной струей; но доброкачественность этих струй весьма различна. Томасу Мору, как и всякому живому юноше, пришлось выдержать сильный натиск вполне естественных страстей. И он боролся. Он облек свою борьбу, по обстоятельствам того времени, в религиозную и даже аскетическую форму, но это не должно маскировать от нас существа дела. В тяжелой борьбе еще недостаточно определившихся стремлений Томас Мор выбрал себе в руководители итальянского гуманиста Пико делла Мирандола. Ему было тогда 18 лет. Он написал стихами биографию этого своеобразного мистика-гуманиста и изложил стихами же его двенадцать правил для руководства в жизни. Любопытны в особенности двенадцать мечей, которыми можно защищаться от всякой скверны. Вот они: 1) поменьше наслаждений; 2) труд и грусть; 3) утрата того, что дороже всего; 4) земная жизнь – одна только мечта и призрак; 5) постоянная близость смерти и неизбежность ее; 6) страх умереть не раскаявшись; 7) вечная радость, вечная скорбь; 8) природа и достоинство человека; 9) мир доброй души; 10) великие благодеяния Бога; 11) скорбный крест Спасителя; 12) поведение мучеников и примеры святых. Но тело бунтовало против духа. Тогда Мор стал укрощать свою плоть разными лишениями. Он надел власяницу; над ним смеялись, но он стоически переносил все насмешки. Он постился, проводил ночи без сна или спал всего четыре– пять часов в сутки; вообще он напрягал все силы, чтобы не дать чувственности взять верх над разумом. Эти сообщения биографов противоречат утверждению Эразма о том, что Мор не избегал женщин. Однако достоверность их подтверждается тем фактом, что в эту пору Мор носился с мыслью о пострижении в монахи и прожил даже несколько лет при одном из лондонских картезианских монастырей; правда, он не давал обета, но принимал участие в службах и религиозных бдениях монахов. Кто прав в данном случае, решить мы, по недостатку вполне беспристрастных данных, не можем; но во всяком случае не правы те биографы из клерикального лагеря, которые видят в Томасе Море правоверного католика, бичующего свою плоть во имя аскетического идеала жизни и мистических внушений разума.
