– Это опять как кому.
– А вам?
– Я, право, об этом не думал. – Эта дребедень, однако, становилась утомительною. На пятой станции я нашел место в соседнем купе и заснул сном невинного младенца, оставив батюшку и немца на жертву представительнице нашей гнилой эмансипации, но в пятом часу меня там зато нашла моя дама.
7-го сентября.
Не понимаю, чего жалуются на Главное общество? Вагоны прелестные, я спал мягко и растянувшись во весь свой рост. Буфеты опрятные, цены дешевле, чем на Московской дороге. За папиросу здесь берут две копейки, а там пять; за бутылку пива двадцать копеек, а там даниельсоновское пиво продают по 30 коп. В Динабурге пиво особенно вкусное; я его рекомендовал генералу, который сидел около меня за столом, и тот остался отменно доволен «сим здоровым напитком», как называет пиво г. Крон.
– А как вы хорошо говорите по-русски! – заметил мне генерал после того, как я заявил свое удовольствие, что динабургское пиво нравится его превосходительству.
– Неудивительно, – отвечал я, – тридцать годочков живу на русской земле.
Генерал посмотрел на меня инспекторским взглядом и с видимым недоверием спросил: «Да вам всего-то сколько лет?»
– Да тридцать лет.
– Так вы в России родились?
– В – ской губернии.
– Да, но все-таки вы ведь француз?
– Происхожу от бедных, но честных родителей, вышедших из благословенной семьи православного духовенства.
Генерал хлебнул пива, затянулся папироскою и повернул голову в сторону.
– А ваше превосходительство, отчего думали, что я француз? – решил я побеспокоить генерала.
– Как-с? – спросил он меня, обратясь как бы с испугом.
Я повторил вопрос. Генерал потянул верхнею губою, обтер ус и сказал: «Так, право, и сам не знаю, показалось что-то».
Сколько уже раз я был оскорблен таким образом! Еще недавно один дворник в Петербурге три месяца уверял моего слугу, что я француз и с известной стороны субъект весьма подозрительный. В Орловской губернии, назад тому года три, бабы тоже заподозрили меня в иностранстве. Ехал я домой на почтовых, одевшись как следует, т. е. «по-немецки». Подошла большая гора, «дай, думаю, пройдусь под гору и взойду на гору». Схожу с горы, а под горой, около мостика, три бабы холсты колотят. Только что поравнялся с ними, гляжу, одна молоденькая бабочка и бежит, в одной руке валек, а другою паневу на бегу подтыкает.
– Ей ты! слышь, ей! постой-кась! Постой, мол, говорю, – кричит баба.
Смотрю – никого, кроме нас двоих, на мосту нет. «Какое, думаю, дело до меня бабе?» Остановился.
