– Неужели опять не выгонят ни одного зубра? – спросил я оставленного с нами стрелка.
– А кто знает? Иной раз так сразу и есть, а другой раз гукаешь, гукаешь, как черт их возьмет.
– А часто приходится их нагонять?
– Нет. Вот сей год только недавно-таки нагоняли.
– Для кого же?
– Управляющий недавно проезжал, вот недавно-таки, недавненько.
– Много ж на него нагнали?
– Штук, сдается, с пятнадцать.
– Стадо?
– А стадо.
– Что ж такое маленькое?
– Столько их здесь осталось.
– А сколько было?
– Да было что-то с семьдесят.
– Где ж они теперь?
– Да вот же царь, как охотился, так забил с тридцать.
– А остальные где?
– А то зимой поуходили из зверинца.
– Как поуходили?
– Через забор.
– Зубры-то! Через забор? – спросил я с глубочайшим удивлением.
– Ага! – отвечал утвердительно стрелок.
– Как же они – перепрыгнули, что ли, через забор?
– Нет. Мы нарочно в одном месте забор раскидали, да и повыпустили что-то с тридцать или трохи (немного) поменьше.
– Зачем же их выпустили?
– Бо (потому что) сена боялись, чи достанет в зверинце; так и выпустили: нехай (пусть) себе пасутся по пуще.
– Так к этим яслям, что около загона, только 15 штук и приходит?
– Только и приходит.
– А недалеко здесь?..
– Тссс! – шепнул стрелок, оборотив ухо к той стороне, откуда неслись голоса облавы.
– Что ты слышишь? – спросил я его шепотом.
Стрелок опять повторил свое «тссс» и, схватив меня за руку, вдруг бросился в сторону. Беспрестанно спотыкаясь о мокрый валежник, я не мог себе дать отчета: куда, зачем и отчего мы бежим вдоль опушки поляны, а стрелок на все вопросы, сделанные ему во время беглого марша, отвечал однообразным «тссс», и больше ничего. Добежав до половины поляны, стрелок неожиданно бросился к толстому пню и стал на колени, и я сделал то же. В эту минуту я почувствовал, что более бежать не могу, и в эту же минуту с левой стороны услышал в бору тяжелый треск, которого я ни с чем сравнить не умею. Казалось, как будто несколько деревьев валятся, обламывая при падении свои сучья.
– Зубры! – шепнул мой проводник, совсем закрываясь пнем.
– Где?
– Тссс!
Треск на минуту затих, и послышалось какое-то тоже ни с чем неудобосравнимое не то хрюканье, не то квохтанье.
– Повернут, – шепнул мой стрелок и бросился вперед вдоль той же поляны; но голоса раздавались кругом, и стаду ничего не оставалось, как идти вперед на нас, потому что назад ему невозможно было идти. Пробежав несколько шагов вдоль опушки, стрелок снова припал за пень, и мы опять сделали то же. Треск и фырканье стали совсем близехонько. Минута действительно прекрасная!
