Аверроэс являет нам тип мудреца, непонятого темной фанатической толпой и великого в своем ужасном, безысходном одиночестве.
А между тем арабская философия в XII веке стояла гораздо выше европейской. Греческая наука играла в Средние века такую же роль у арабов и персов-cасанидов, какую современная наука играет на Востоке; она могла бы повлиять на людей и учреждения того времени, если бы не встретила непреодолимого препятствия в исламе. По мнению Ренана, это бесследное исчезновение целой великой философской системы является чуть ли не единственным примером в истории. Средневековая католическая церковь тоже враждебно относилась к науке и ученым, беспощадно сжигая на кострах одних великих мыслителей, как, например, Джордано Бруно, и угрожая смертью другим, например, Галилею, но эта нетерпимость коренилась лишь в сердцах фанатиков, а не в духе христианства, и оттого среди европейских народов истинное просвещение, хотя и медленно и с большим трудом, все же шло вперед. Ренан подробно выясняет, каким образом аверроизм проник в средневековые школы, и указывает на выдающуюся роль в этом отношении ученого-талмудиста Моисея Маймонида, пользовавшегося громадным авторитетом в средневековой литературе. Особые отделы книги посвящены обстоятельному исследованию судеб аверроизма среди евреев, среди схоластиков в Парижском и Падуанском университетах, указаны первые переводы Аверроэса и значение для его учения падуанской философской школы, свято хранившей традиции Аристотеля и схоластические принципы до середины XVII века. Кроме того, не оставлено без внимания и влияние аверроизма на средневековое искусство и на медицину, в которой образовалась благодаря Аверроэсу даже самостоятельная школа с Пьетро д'Абано во главе. Наконец, очень подробно разобраны и возражения против авверроизма, сделанные школой платоников и гуманистами, особенно известным Пико делла Мирандола.
Такое значительное историческое исследование, основанное на самостоятельных данных и документах, отчасти впервые изданных в приложении к книге Ренана, упрочило за ним славу первоклассного ученого. В 1856 году он был принят в Академию надписей, на место его покойного друга Огюстена Тьерри, и вскоре затем женился на дочери известного живописца Анри Шеффера, племяннице знаменитого Ари Шеффера. Знакомством с этой прекрасной семьей Ренан обязан своему другу Тьерри. Брак Ренана можно назвать исключительно удачным и даже счастливым. Г-жа Ренан не явилась редким исключением среди жен великих мыслителей и ученых и не оказала особенного влияния на философскую и литературную деятельность своего мужа, но зато она стала для него на всю жизнь преданной подругой и принесла ему домашнее счастье и довольство, столь необходимое для того, чтобы с успехом работать. Существование Ренана было скрашено и озарено не только славой, но и любовью всех самых близких людей: любовью матери, сестры, жены и дочери. «Я воспитался под влиянием женщин и священников, – пишет Ренан, – в этом разгадка моих достоинств и недостатков». И в этом, вероятно, вся тайна счастья, выпавшего на его долю. Благодаря воспитанию он избегнул несчастья, преследующего всех исключительных людей, – обособленности и одиночества.
