каким отличался Гёте. Когда в 1823 году ландтаг потребовал от него отчета в употреблении денег, ассигнованных на художественные и научные учреждения, Гёте рассердился, обиделся и послал пару строк, в которых были обозначены, без всяких подробностей, общие цифры прихода, расхода и остатка. Большинство депутатов расхохотались от души, когда им прочли этот курьезный «документ», но другие рассердились, и великой герцогине стоило много труда уладить этот конфликт. Едва ли нужно прибавлять, что все счета и другие оправдательные документы были у Гёте в порядке, и что он не хотел представить их палате только потому, что не допускал недоверия к своему слову. Как мало интересовался Гёте политикой, показывает следующий факт, сообщенный Эккерманом. Когда в Веймар пришла весть об Июльской революции (1830 год), Сорэ, один из близких знакомых Гёте, отправился к нему.
– Ну, – спросил его поэт, – что вы думаете об этом великом событии? Наступило извержение вулкана: теперь пойдут уж разговоры не при закрытых дверях!
– Страшная история, – отвечал Сорэ, – но чего же можно было и ожидать при таком министерстве? Гёте посмотрел на него с удивлением.
– Мы, кажется, не понимаем друг друга, – сказал он. – Я совсем не об этих вещах говорю. Я говорю вам о том, что произошло в Парижской академии, о споре первостепенной важности между Кювье и Жоффруа Сент-Илером.
Отвращение Гёте к политике послужило, как мы уже знаем, поводом к обвинению его в отсутствии патриотизма. Если под патриотизмом понимать не только любовь к отечеству, но и национальную ненависть, то Гёте, конечно, был плохим патриотом, так как расовая ненависть была совершенно чужда душе его. «Между нами, – говорит он Эккерману, – я никогда не ненавидел французов, хотя и радехонек был, что мы от них избавились. Да и как бы я, для которого важны только культура или варварство, мог ненавидеть нацию, чуть ли не самую цивилизованную на свете, которой я и сам обязан значительной долей моего развития?» Но при полном отсутствии, притязаний на всякую национальную исключительность, при полном отсутствии ненависти к другим нациям Гёте вовсе не лишен был чувства любви к отечеству, как не был лишен и национальной гордости. В доказательство приведем весьма замечательный разговор его с историком Луденом (1813 год). «Не верьте, – говорил Гёте, – будто я равнодушен к великим идеям свободы, национальности, отечества. Нет, эти идеи составляют часть нашего существа, никто не может отрешиться от них. И судьбы Германии я горячо принимаю к сердцу. Я часто испытывал горькое чувство печали при мысли о немецком народе, который так почтенен в отдельных своих представителях и так ничтожен в целом. Сравнение немецкого народа с другими нациями возбуждает в нас мучительные чувства, которые я так или иначе стараюсь заглушить в себе. В науке и искусстве нашел я крылья, которые держат меня выше этих чувств, так как наука и искусство составляют мировое достояние и перед ними исчезают границы национальностей. Но утешение, доставляемое ими, все-таки лишь относительное утешение; оно не может заменить гордого сознания, что принадлежишь к великому, сильному, уважаемому и грозному народу. Также утешает нас и вера в будущность Германии, вера, которой я крепко держусь. Да, немецкий народ имеет будущность. В настоящее время, говоря словами Наполеона, судьба нашей нации еще не созрела. Если бы германцы не имели другой исторической задачи, кроме разрушения Римской империи и создания нового мира на ее развалинах, то они давно бы погибли. Но они уцелели и притом настолько еще сильны и даровиты, что им, наверное, предстоит еще что-нибудь великое, настолько же превосходящее их прежние подвиги, насколько выше стало их образование и развитие. Но времени и ситуации, в которых это произойдет, невозможно предвидеть, как нет возможности ускорить наступление этого момента. Нам, отдельным лицам, остается пока лишь увеличивать и распространять развитие нашего народа, добросовестно трудясь соответственно своим дарованиям, склонностям и общественному положению, увеличивать это развитие как в низших, так, в особенности, в высших слоях, чтобы не оставаться позади других наций, но даже стоять в этом отношении впереди их; тогда дух наш не будет падать, а останется бодрым и веселым, и мы будем способны ко всякому великому подвигу, когда наступит день славы».
