прониклись крайней галлофобией, французы никогда не обнаруживали особенного интереса к тому, что совершалось за их пределами, и за немногими исключениями смотрели на продукты нефранцузского мышления в высшей степени пренебрежительно. К тому же французский слог Бёрне, которым так восхищался Распайль (он называл его «новым французским языком»), по своей простоте и отсутствию всякой риторики не мог нравиться средней публике, привыкшей к блестящему, бьющему на эффект фразерству своих журналистов. Издание, затеянное Бёрне, таким образом, не имело успеха, и это обстоятельство в связи с прогрессирующим упадком физических сил заставило его отказаться от своего предприятия. «La Balance» прекратились уже на третьем номере (1836 год).
К последнему периоду в жизни Бёрне относится и его увлечение знаменитым аббатом Ламенэ, книга которого «Paroles d'un croyant» [6], изданная в 1834 году, наделала в Европе немало шума. В эту эпоху возникновения всевозможных социальных теорий католическая церковь, со своей обычной чуткостью, в лице Ламенэ сделала попытку эксплуатировать социальное движение в свою пользу. Впечатлению, производимому его книгой, содействовал еще и писательский талант автора, его слог – поэтический, вдохновенный, блиставший чисто библейской образностью. Бёрне со своим сильно развитым религиозным чувством, считавший всегда религию и нравственность надежнейшими опорами свободы (на этом основании он отнесся с резким осуждением и к известной книге Штрауса «Жизнь Иисуса Христа»), также поддался обаянию Ламенэ, книга которого показалась ему как бы новым Евангелием. Чтобы сделать ее доступною своим соотечественникам, он тотчас же перевел ее на немецкий язык и отправил для напечатания в Швейцарию, отказавшись от всякого гонорара за свой труд. Несколько сот экземпляров он роздал бесплатно немецким ремесленникам, проживавшим в Париже.
В последние годы Бёрне вел в Париже самую тихую, уединенную жизнь, что не мешало ему, впрочем, зорко следить за всеми новостями и изменениями в общественной жизни столицы. Шумных многолюдных собраний он вообще не любил, а в последние два года благодаря усилившейся глухоте почти совсем перестал являться в свет, ограничиваясь обществом тесного кружка друзей, в числе которых были и французы: Распайль, знаменитый скульптор Давид и некоторые другие. Изредка, впрочем, Бёрне еще навещал собрания своих соотечественников, большей частью бедных ремесленников, в судьбе которых принимал живейшее участие. Он заботился об их умственном развитии, помогал словом и делом и значительную часть своих доходов тратил на дела благотворительности. Доходы эти, однако, в последнее время очень сократились, так как немецкие газеты, боясь запрещений, перестали печатать его новые статьи, а на все предложения издателей предоставить им новое издание его сочинений с тем, чтобы места, неудобные в политическом отношении, были вычеркнуты, он отвечал решительным отказом. Гонорар за «Парижские письма» также перестал поступать, и Бёрне, у которого от небольшого наследства после отца благодаря его неспособности к экономии остались уже крохи, должен был значительно сократить свой бюджет именно в такое время, когда более всего нуждался в удобствах обеспеченной жизни. К счастью, примерно в это время окончательно поселилась в Париже m-me Воль. Она была теперь замужем за купцом Штраусом, восторженным поклонником Бёрне, не только ничего не имевшим против продолжения прежних дружеских отношений своей жены с любимым писателем, но предложившим ему даже поселиться вместе в одном доме. Таким образом одинокий изгнанник хоть на закате дней мог насладиться прелестями уютного семейного уголка. Он переехал к Штраусам в предместье Auteuil и здесь прожил остаток своей жизни, окруженный нежными заботами обоих супругов.
