Посвящая свой журнал гражданской жизни, науке и искусству, Бёрне прямо заявляет читателю, что не будет следовать примеру так называемых умеренных писателей, которые вечно боятся называть вещи своими именами, «осторожно стараясь проходить даже между гнилыми яйцами». Бесстрастия, объективизма при обсуждении тех зол, какие ему придется отмечать в той или другой из этих областей, он не обещает. «Нельзя требовать от писателя, чтобы он без ненависти и любви, возносясь над всеми тучами эгоизма, слышал грозу под собою».
Единственное требование, какое можно предъявить писателю, помимо искренности, заключается в том, чтобы он постоянно сознавал возможность личного чувства и не имел притязаний на непогрешимость. Бояться борьбы мнений, опасаться злоупотребления свободой слова – нечего. «Опасно, – говорит Бёрне в заключение, – только заглушенное слово; то, к которому относятся с презрением, мстит за себя; но высказанное никогда не остается бесплодным. Находить в нем бесплодность может только заблуждение или слабоумие. В том, чего общественное мнение требует серьезно, – никто не может отказать ему; если оно не получает чего-нибудь по своему желанию – это значит, что требование было высказано вяло и равнодушно».
Сделать доступными народу те выводы науки, которые ревниво утаивались от него ее патентованными жрецами, воспитать его общественное мнение посредством распространения здравых политических идей, осветить его нынешнее унизительное положение, в какое он попал благодаря своей близорукости и апатии, и внушить ему серьезное желание выйти из этого положения – такова была задача, которую, по мнению Бёрне, должна преследовать журналистика, такова была цель, которую он поставил самому себе, выступая, со своей стороны, бойцом на арене печати. И он остался верен этой намеченной цели. С необыкновенной энергией, со всем пылом искреннего чувства и глубокого убеждения Бёрне до конца жизни не переставал бороться против вялости и политического невежества немецкого народа, без устали объясняя ему при каждом удобном случае самые элементарные понятия, без знания которых невозможна политическая зрелость. Сегодня он говорил о равноправии всех перед законом, на следующий день – о веротерпимости, о гласном суде, о самоуправлении и тому подобном. В то же время он чутко стоял на страже общественных интересов, предостерегая народ против ловушек, расставлявшихся ему, разоблачая ничтожность и глупость тех авторитетов, которым он до сих пор поклонялся и давал морочить себя. Немецкие правительства, с таким цинизмом распределившие между собой на Венском конгрессе своих подданных, точно это было стадо бессловесных баранов, старавшиеся убедить этих подданных, что они вовсе не немцы, а баварцы, гессенцы, зигмарингенцы, липпе-шаумбургцы и т. п. и что у них поэтому должен быть патриотизм не немецкий, а специально гессенский, баварский и так далее, – эти правительства сделались для Бёрне главной мишенью, в которую он всю жизнь не переставал метать самые ядовитые стрелы своей беспощадной сатиры. С редким умением, несмотря на стеснительные цензурные условия, он раскрывал народу политические интриги Меттерниха и его сподвижников. В своих «Робких замечаниях об Австрии и Пруссии» он изобразил существенный характер этих государств в их взаимном восполнении одного другим и в то же время прозрачно указывал на то, насколько такое восполнение будет опасно для Германии, если эти государства выработают ту политику, которая в то время еще не так открыто выказала себя на деле и в существовании которой многие поэтому еще сомневались. По временам он делал обзоры тогдашнего политического положения Европы, доказывая, как единодушно и совместно действовала одна и та же феодальная партия в Испании, Италии, Франции и Германии. В своих «Афоризмах» он касался более мелких политических происшествий, подводя их под общую точку зрения своих руководящих политических взглядов Но самым интересным отделом в «Весах», более всего содействовавшим успеху издания, были театральные рецензии Бёрне, которыми он пользовался не только для проведения своих взглядов на искусство, но и как средством для политической пропаганды. Бёрне сам впоследствии рассказывал, что привело его к роли театрального критика. Так как объемистые сочинения освобождались от предварительной цензуры, то он решил издавать свои «Весы» не в определенные сроки, а только тогда, когда «история или наука нагрузят их», то есть когда накопится достаточно материала. Но вот объявления были разосланы, деньги с подписчиков собраны, типография в ходу, – а материала оказывалось недостаточно. «В
