Луи Пастер. Его жизнь и научная деятельность | страница 58
Бруардель
“Какие надежды охватили меня, когда я угадал законы в этих темных явлениях!” – говорил Пастер, вспоминая о своих первых работах над брожением.
Не Бог знает сколько времени прошло с 1857-го до начала 80-х годов, но много воды утекло с тех пор; совершалась великая революция в воззрениях, рой новых идей был пущен в оборот.
Надежды исполнились, законы были открыты, “темные” явления объяснены. В 80-х годах идеи Пастера сказывались всюду. Доктора ухватились за бактериологию, агрономы начинали работы над почвенными микробами, хирурги, санитары, гигиенисты, техники применяли на практике то, что уже дала теория. Микробы, бактерии, бациллы, спириллы, кокки, микрококки, вакцина, вирус, тохины, антитоксины, инфекция, дезинфекция, пастеризация, асептика, антисептика, аэробы, анаэробы, иммунитет… Весь этот словарь бактериологии, все эти термины– частью новые, частью старые, но получившие новое значение – вошли в обиход, стали ходячими.
Умри Пастер в это время, его значение в истории науки осталось бы таким же, как и теперь. Работа его была закончена в главном: новый метод выработан, основы его установлены.
Но он сделал еще один шаг вперед в приложении метода,– эта последняя работа доставила ему почти легендарную славу в толпе, в массе, в большой публике; она же вызвала последний и самый остервенелый залп ругани, лая и визга со стороны рутинеров и мелких душ, ничтожество которых решительно не могло переварить такого величия.
С 1880 года Пастер принялся за изучение бешенства. К этому времени его лаборатория на улице Ульм превратилась в настоящий зверинец. Посетитель, входя в комнаты нижнего этажа, испытывал не совсем приятное впечатление. Повсюду в клетках виднеются животные,– и почти все корчатся в муках. Кролики издыхают от сибирской язвы или гнилокровия; куры сонные, вялые, как осенние мухи, изнемогают от холеры; раздается вой – ужасный, зловещий, полный невыразимой тоски, злобы, отчаяния,– вой, которого не забудет тот, кто раз услыхал его,– это собака, зараженная бешенством, неистовствует за железной решеткой. Все это жертвы, осужденные на заклание ради облегчения страданий человечества. Что делать: в нашем мудро устроенном мире никакое благо не делается даром – кто-нибудь да поплатится, хорошо еще, если только собака да морские свинки!
Каждый день трупы относятся наверх для исследования. Среди них на столе можно увидеть иной раз и живую собаку со связанными лапами, с обезумевшими от страха глазами, дрожащую в ожидании чего-то скверного… Ей предстоит вивисекция, вскрытие заживо; но следует заметить: Пастер никогда не производил вивисекции, не захлороформировав животное. Больше ничего не мог он сделать – разве отказаться от опытов, а с тем вместе от надежды избавить людей от ужасных бедствий. Тем не менее, и на его долю досталось немало нападок со стороны “антививисекционистов” – сердобольных барынь и болтунов, не упускающих случая выразить свою гуманность громко, дешево и сердито.