– Мне нетрудно тебя послушаться, но только смотри, не пришла бы тебе после от этого скорбь?
– А какая мне может быть скорбь?
– Не стала бы тебя мучить совесть и не впал бы ты в отчаяние?
– Нет, я этого ничего не боюсь, – отвечал монах.
– Ну, смотри: многие после каются.
– Да нет, уж я себя знаю.
– Нет, ты хорошенько подумай: не стал бы ты сильно жалеть!
– Да нет же, не беспокойся: ни о чем я жалеть не буду!
– А ты сколько лет прожил уже в монастыре?
– Семнадцать.
– И неужели тебе не жаль их?
– Нимало.
– А ты знаешь, ли еще («имаши ли искус», – то есть испытал ли?), чтт есть жена?
– Нет, не знаю.
– Ну так как же ты, не зная, что есть, соглашаешься бросить за это неведомое то, в чем наставлен и чего добивался целых семнадцать лет? Ты знай, что взять женщину – это значит взять на себя большое обязательство. Я, изволь, соглашусь, на что ты манишь меня, и пусть это будет по-твоему, но помни, что потом я от тебя не отстану, и может случиться, что тебе придется принять на себя еще и бтльшую тягость.
– Какую же еще бтльшую тягость?
– А такую, что есть ли у тебя где содержать меня и детей, и чем кормить нас?
– Нет, у меня жилья нет и кормить вас нечем.
– Так как же ты смеешь меня звать?
– Я об этом не думал.
– Ты, верно, думал, что после можешь удалиться?
– Да, я вот именно так намеревался.
– Ну, так ты очень глуп, а ты вперед знай, что женщины не для того только созданы, чтоб угашать в вас огонь вашей страсти, а что они имеют стыд и любовь к детям, и себя и своих детей оберегают и за виновником их рождения всюду готовы следовать. Осмелься-ка, тронь меня, я посмотрю, куда ты от меня денешься? Я пойду к твоему авве и скажу: авва! не давай ему ни хлеба, ни сочива и прогони его вон: я через него стала тяжелою, и не могу больше гнуться, – пусть он идет со мною и кормит меня, и вместе со мною питает и дитя, которое имеет родиться. Авва твой тебя и выгонит, а я тогда заставлю тебя полоскать вместо меня в воде портомойню.
– Ты меня вельми просветила, – отвечал монах.
– То-то и есть. Образумься. Если ты уж посвятился в. монахи, то иди скорей в свой монастырь, а не стой по таким местам, где женщины моют на речке.
Брат почувствовал себя пристыженным и, испугавшись того, чем пристрашила его прачка, возвратился бегом в монастырь и никогда больше не засматривался на женщин, ибо всегда помнил эту прачку и со встречи с нею питал опасение к решительности женских характеров.
Трогательны и способны вызывать живое сочувствие выведенные вслед за сим типы профессиональных «блудниц» и «блудниц нищеты ради уготованных».
