Он уже хотел загасить мерцавший пред ним светильник и лечь на свое жесткое, тростниковое ложе, как женщина вдруг бросилась на его дверь со страшным воплем и в неописуемом ужасе закричала:
– О старец! Старец! Впусти меня скорее к себе! Я погибаю!
– Да что же еще тебе приключилось? – вскричал разгневанный старец.
– Ах, неужели же ты столько глух, сколь и жестокосерд, что не слышал, как страшные звери рыщут вокруг твоей огорожи!
– Я ничего особенного не слышу, – отвечал старец.
– Это оттого, что ты затворил свое сердце, и вот затворяется слух твой и скоро затворятся очи. Но отпирай мне сейчас! – вот уже один лев с палящею пастью поднялся на лапы, вот он бьет себя хвостом по бокам и уже перевесил сюда голову… О, скорей, скорей! – вот он уже трогает мое тело своим языком… Твои ветхие колья сейчас обломятся, и кости мои затрещат в его пасти…
Пустынник отодвинул трепещущею от страха рукой задвижку двери, чтоб удостовериться в том, справедливо ли сказывала ему лукавая женщина, а она не дала ему опомниться и сейчас же «впала» к нему «в его затворец», и с тем вместе и дверь за собою захлопнула и вырвала из рук старца деревянный ключ и бросила за оконце…
– А-га, окаянница, так вот ты вскочила! – произнес, увидя себя обманутым, старец.
Она же посмотрела «бесстудно» и ответила:
– Да, ты теперь в моей власти!
И затем она сейчас же села в угол и, глядя с бесстыдною улыбкой на старца, начала снимать с себя одежды одну за другою, и с страшною быстротой сняла с себя все, даже до последних покровов…
Целомудренный отшельник был так поражен этим, что не успел ничем помешать поступку своей наглой гостьи, и, увидя ее уже раздетою, всплеснул руками и бросился лицом ниц на землю, стеная и моля гетеру:
– О, жестокая! о, окаянная! О, пощади меня!.. Скройся!
Она же ему ответила:
– Что тебе до меня? Я тебя и не касаюсь! Ты во власти у бога, и обладаешь собой, а я вольна над собой; мне тяжелы мои ризы, и для того я сняла их.
Пустынник ей что-то хотел отвечать, но вдруг ощутил, что в нем побежало «адово пламя», и впало ему в мысль «повлектись» к этой женщине. И тут он одолел и себя, и ее, и любителя всякой нечистоты – диавола. Он вскочил с земли, быстро расправил огонь в своем светильнике как можно пылче, и, вложив в пламя свою руку, начал жечь ее…
Кожа его затрещала и по пещере пополз острый смрад горящего тела.
Гетера ужаснулась и хотела вырвать у него фитиль, но он не дал и оттолкнул ее. Тогда она отошла от него и заговорила:
