или в этом роде? Впрочем, я как-то не очень ими заботился. Через десять минут, только что мы подъехали к следующей станции, они все четверо один за другим тотчас же выскочили из вагона, дверца захлопнулась, и мы полетели. На этой дороге почти не ждут на станциях: минуты две, много три – и уже летят далее. Везут прекрасно, то есть чрезвычайно быстро.
Только что мы остались одни, швейцарец мигом захлопнул свой гид, отложил его в сторону и с довольным видом посмотрел на меня, с видимым желанием продолжать разговор.
– Эти господа недолго посидели, – начал я, с любопытством смотря на него.
– Да ведь они только на одну станцию и садились.
– Вы их знаете?
– Их?.. Но ведь это полицейские…
– Как? Какие полицейские? – спросил я с удивлением.
– То-то… я ведь тотчас же заметил давеча, что вы не догадываетесь.
– И… неужель шпионы? (я все еще не хотел верить).
– Ну да; для нас и садились.
– Вы наверно это знаете?
– О, это без сомнения! Я уж несколько раз здесь проезжал. Нас указали им еще в таможне, когда читали наши паспорты, сообщили им наши имена и проч. Ну вот они и сели, чтобы нас проводить.
– Да зачем же, однако ж, провожать, коль они нас уж видели? Ведь вы говорите, им нас еще на той станции указали?
– Ну да, и сообщили им наши имена. Но этого мало. Теперь же они нас изучили в подробности: лицо, костюм, саквояж, одним словом, все, чем вы смотрите. Запонки ваши приметили. Вот вы сигарочницу вынимали, ну и сигарочницу заметили, знаете, всякие мелочи, особенности, то есть как можно больше особенностей. Вы в Париже могли бы потеряться, имя переменить (то есть если вы подозрительный). Ну, так эти мелочи могут способствовать розыску. Все это с той же станции сейчас же и телеграфируется в Париж. Там и сохраняется на всякий случай, где следует. К тому же содержатели отелей должны сообщать все подробности об иностранцах, тоже до мелочи.
– Но зачем же их столько было, ведь их было четверо, – продолжал я спрашивать, все еще немного озадаченный.
– О, их здесь очень много. Вероятно, на этот раз мало иностранцев, а если б больше было, они бы разбились по вагонам.
– Да помилуйте, они на нас совсем и не смотрели. Они в окошки смотрели.
– О, не беспокойтесь, все рассмотрели… Для нас и садились.
«Ну-ну, – подумал я, – вот те и „рассудка француз не имеет“, – и (признаюсь со стыдом) как-то недоверчиво накосился на швейцарца: „Да уж и ты, брат, не того ли, а только так прикидываешься“, – мелькнуло у меня в голове, но только на миг, уверяю вас.» Нелепо, но что ж будешь делать; невольно подумается…
