Но если думал Лютер, что третье искушение диавола, мнимым братством-общностью, он так же победит, как первое, мнимой свободой – личностью, и второе – мнимой любовью – похотью, то он ошибался. «Не вынимая меча из ножен и не пролив ни капли крови, он потушит раскаленную головню поджигателей» – этой надежде его не суждено было исполниться.[403]
Три цвиккауских пророка – два богослова, Марк Штюбнер (Stübner) с Целларием (Cellarius) и один неизвестный, ткач или суконщик, длинный, как шест, рыжий и веснущатый – долго добивались тайного свидания с Лютером, но тот все отказывал; наконец согласился.
«Дело твое, брат Мартин, больше, чем дело Апостолов», – начал беседу Штюбнер с такою чрезмерною любезностью, что она не предвещала ничего доброго. Лютер только молча плечами пожал, ожидая, что будет дальше.
– А нас, Цвиккауских учителей, ты за кого почитаешь? – спросил Штюбнер.
– А вы себя за кого почитаете? – ответил Лютер тоже вопросом.
– За таких же пророков Божьих, как ты.
– О чем же пророчество?
– О том, что царство Божие приблизилось и должно быть установлено силою.
– Все, наконец, должно измениться, – подтвердил Целларий. – Надо христианам завоевать свободу мечом![404]
– Мечом! – подтвердил, как эхо, веснущатый, с бесконечно-тупым упрямством в лице и в голосе.
– Этого в Писании не сказано, – возразил Лютер. – Берегитесь, не от диавола ли ваши пророчества.
– Сам берегись, твои ли не от диавола! – воскликнул Целларий, ударив кулаком по столу.
Но Штюбнер, положив ему руку на плечо, проговорил спокойно:
– Проповедь твоя, брат Мартин, для богатых, а наша – для бедных; с бедными – Бог, а с богатыми – диавол.
– Диавол! – опять повторил, как эхо, веснущатый.
– Дело твое еще только в начале, а наше – уже в конце, – продолжал Штюбнер.
– Какой же ваш конец? – спросил Лютер.
– Все да будет общим, – ответил Штюбнер. – А чтобы ты знал, что и мы пророки, – хочешь, скажу, о чем ты сейчас думаешь?
– Ну, скажи.
– Ты думаешь: кто правее, ты или мы?
Лютер остолбенел: так верно угадал Штюбнер.
– Бог да поразит тебя, Сатана! – воскликнул брат Мартин, ударив в свою очередь кулаком по столу.
И, подумав, прибавил:
– Слово Божие – наше свидетельство, а ваше где, покажите!
– Да, мы покажем, – ответил Штюбнер все так же спокойно.
– Покажем! – повторило эхо.
Штюбнер встал, пошел к двери, но, перед тем чтобы выйти, остановился, оглянулся на Лютера и проговорил с тихой усмешкой:
– Вот уж погоди, брат Мартин, мы наше знамение миру покажем!
