Лютер | страница 41
Может быть, произошло с ним и нечто подобное тому, что с Павлом на пути в Дамаск:
…вдруг осиял меня великий свет с неба. Я упал на землю и услышал голос, говоривший мне: «Савл, Савл! что ты гонишь Меня?» (Деяния, 22, 6, 7.)
Этот «великий свет» и есть та молния, о которой Лютер вспоминает: «Когда я смотрел на крест, то видел молнию».[163] Может быть, и в Соттергеймской грозе он был повергнут на землю тою же молнией. Но те обе были молниями ужаса, а эта – радости.
Сердцем вдруг понял он, чего не мог понять умом, – что «праведность Божия» значит «оправдание человека Богом»[164] (justitia, qua nos justos Deus facit – «та правда, которой человека оправдывает Бог»), «праведный верой жив будет, – вспомнил я, и в ту же минуту все мысли мои изменились».[165] «Я наконец прорвался (Da riss ich hindurch!)».[166] «Вдруг я почувствовал, что воскрес, и увидел, что двери рая передо мною широко открылись».[167] «Это слово Павла о „праведности Божией“, некогда столь для меня ненавистное, сделалось вдруг сладчайшим и утешительнейшим».[168]
Только теперь понял он то, что сказал ему однажды духовник на исповеди, когда он каялся ему в страшных мыслях, о гневе Божием: «Ты безумствуешь, сын мой: не Бог гневается на тебя, а ты – на Бога».[169]
Понял и то, что сказал ему старый друг его и учитель, Иоганн Штаупиц: «Знай, что эти искушения тебе нужны; ты ничего без них не сделал бы!»[170] Только теперь понял он, что «тайна Предопределения, для маловерных жестокая… становится для верующих любовной и радостной».[171] «Сердца сокрушенного и смиренного Ты не отвергнешь, Боже», – это пусть помнит тот, кто живет в невыносимой тоске осуждения… Да кинется он к Богу дерзновенно… и будет спасен. In veritatem promittentis Dei audacter ruat… et salvus erit».[172] «Человек всегда грешен, всегда кается, всегда оправдан. Homo semper peccator, semper penitens, semper justus».[173] «Пуще греши, крепче верь и во Христе радуйся. Ресса fortiter, sed fortius fide et gaude in Christo».[174] «Левой ногой во грехе, а правой – в Благодати».[175] «Все христианство заключается в том, чтобы чувствовать… что все наши грехи уже не наши, а Христовы»,[176] ибо «Его, безгрешного, Бог сделал за нас грехом», по слову апостола Павла (2 Коринф., 5:21). «Как бы сам Христос говорит о грешнике: „Я – он, его грехи – Мои, потому что… Я с ним – одна плоть. Ego sum ille peccator… ejus peccata sunt mea, quia conjunct! sumus in unam carnem“.
