Плоды просвещения | страница 47



Сахатов. Могу говорить только о том, что видел. Я не видал этого, не видал.

Толстая барыня. Ну как же! Совсем ясно было видно. А с левой стороны монах в черном одеянье, еще нагнулся к нему...

Сахатов (отходит). Какое преувеличение!

Толстая барыня (обращается к доктору). Вы должны были видеть. Он с вашей стороны поднимался.


Доктор, не слушая ее, продолжает считать пульс.


(Гросману.) И свет, свет от него, особенно вокруг личика. И выраженье такое кроткое, нежное, что-то вот этакое небесное! (Сама нежно улыбается.)

Гросман. Я видел свет фосфорический, предметы изменяли место, но более я ничего не видел.

Толстая барыня. Ну, полноте! Это вы так. Это оттого, что вы, ученые школы Шарко, не верите в загробную жизнь. А меня никто теперь, никто в мире не разуверит в будущей жизни.


Гросман уходит от нее.


Нет, нет, что ни говорите, а это одна из самых счастливых минут в моей жизни. Когда Саразате играл, и эта... Да! (Никто ее не слушает. Она подходит к Семену.) Ну, ты мне скажи, ты, дружок, что чувствовал? Очень тебе было тяжело?

Семен (смеется.) Так точно.

Толстая барыня. Все-таки терпеть можно?

Семен. Так точно. (К Леониду Федоровичу.) Прикажете идти?

Леонид Федорович. Иди, иди.

Доктор (к профессору). Пульс тот же, но температура понизилась.

Профессор. Понизилась? (Задумывается и вдруг догадывается.) Так и должно было быть, – должно было быть понижение! Двойная энергия, пересекаясь, должна была произвести нечто вроде интерференции. Да, да.

Леонид Федорович. Мне одно жалко, что полной материализации не было. Но все-таки... господа, милости просим в гостиную.

Толстая барыня. Особенно меня поразило, когда он взмахнул крылышками, и видно было, как он поднимается.

Гросман (Сахатову). Если бы держаться одного гипноза, можно бы произвести полную эпилепсию. Успех мог бы быть совершенный.

Сахатов. Интересно, но не вполне убедительно! – все, что могу сказать.

Явление двадцать первое

Леонид Федорович с бумагой. Входит Федор Иваныч.


Леонид Федорович. Ну, Федор, какой сеанс был удивительный! Оказывается, что землю-то надо уступить крестьянам на их условиях.

Федор Иваныч. Вот как!

Леонид Федорович. Да как же? (Показывает бумагу.) Представь, бумага, которую я им отдал, оказалась на столе. Я подписал.

Федор Иваныч. Как же она попала сюда?

Леонид Федорович. Да вот попала. (Уходит.)


Федор Иваныч уходит за ним.

Явление двадцать второе

Таня одна, вылезает из-под дивана и смеется.


Таня. Батюшки мои! Голубчики! Набралась я страху, как он за нитку поймал. (