Мы ехали уже более двух часов. Меня пробирала дрожь и начинало клонить ко сну. Во мраке смутно представлялись те же неясные предметы: в некотором отдалении черная стена, такие же движущиеся пятна; подле самого меня круп белой лошади, которая, помахивая хвостом, широко раздвигала задними ногами; спина в белой черкеске, на которой покачивалась винтовка в черном чехле и виднелась белая головка пистолета в шитом кобуре; огонек папиросы, освещающий русые усы, бобровый воротник и руку в замшевой перчатке. Я нагибался к шее лошади, закрывал глаза и забывался на несколько минут; потом вдруг знакомый топот и шелест поражали меня: я озирался, – и мне казалось, что я стою на месте, что черная стена, которая была передо мной, двигается на меня, или что стена эта остановилась, и я сейчас наеду на нее. В одну из таких минут меня поразил еще сильнее тот приближающийся непрерывный гул, причины которого я не мог отгадать. Это был шум воды. Мы входили в глубокое ущелье и приближались к горной реке, которая была в это время во всем разливе [15]. Гул усиливался, сырая трава становилась гуще и выше, кусты попадались чаще, и горизонт постепенно суживался. Изредка на мрачном фоне гор вспыхивали в различных местах яркие огни и тотчас же исчезали.
– Скажите, пожалуйста, что это за огни? – спросил я шепотом у татарина, ехавшего подле меня.
– А ты не знаешь? – отвечал он.
– Не знаю.
– Это горской солома на таяк[16]связал и огонь махать будет.
— Зачем же это?
– Чтобы всякий человек знал, – русской пришел. Теперь в аулах, — прибавил он, засмеявшись, – ай-ай томаша[17]идет, всякий хурда-мурда[18]будет в балка тащить.
— Разве в горах уже знают, что отряд идет? – спросил я.
– Эй! как можно не знает! всегда знает: наши народ такой!
— Так и Шамиль теперь сбирается в поход? – сказал я.
– Йок[19], — отвечал он, качая головой в знак отрицания. – Шамиль на похода ходить не будет; Шамиль наиб[20]пошлет, а сам труба смотреть будет, наверху.
— А далеко он живет?
– Далеко нету. Вот, левая сторона, верста десять будет.
— Почему же ты знаешь? – спросил я. – Разве ты был там?
– Был: наша все в горах был.
— И Шамиля видел?
– Пих! Шамиля наша видно не будет. Сто, триста, тысяча мюрид[21]кругом. Шамиль середка будет! — прибавил он с выражением подобострастного уважения.
Взглянув кверху, можно было заметить, что выяснившееся небо начинало светлеть на востоке и Стожары опускаться к горизонту; но в ущелье, по которому мы шли, было сыро и мрачно.
