– Я настолько малокровна, что мое единственное спасение во сне, я спать могу когда угодно и сколько угодно, – усевшись на пестреньком диванчике, сказала Липочка Свистонову.
– Как же вы научились спать когда угодно? – спросил Свистонов, облокачиваясь на спинку дивана.
– Всему научит ночная клубная служба, – вздохнула хозяйка.
– Вы такая изящная, – грустно пробормотал Свистонов. – Тяжело вам, должно быть, возиться с домашним хозяйством.
– Ужасно бегать приходится, – ответила хозяйка. – Если так будет долго продолжаться, то я умру. Сколько хлопот было с переплетами! Почти каждый день я бегала в переплетную.
– С какими переплетами? – полюбопытствовал Свистонов.
Хозяйка гордо подвела гостя к этажерке.
– Это любимые книги моего Павла.
Свистонов согнулся. «Старые годы», ежегодник общества архитекторов.
– Вы тонко понимаете искусство, – сказал Свистонов, выпрямляясь. – Эти матерчатые переплеты необыкновенно подходят к вашей обстановке.
И здесь решил Андрей Николаевич стать своим человеком.
«Андрей Николаевич сказал, Андрей Николаевич советовал, Андрей Николаевич сегодня достал для нас билеты на концерт, Андрей Николаевич поведет нас в музей», – стало раздаваться в этой квартире.
Старички наверху ревновали.
– Обиделся на нас, что ли, Андрей Николаевич.
Общество Дерябкина составляли:
Девица Плюшар, лет шестидесяти, отставная классная дама с косичкой, закрученной на затылке, и двумя зубами на верхней челюсти; девица, которой уже негде было танцевать мазурку.
А как лихо отплясывала она за мужчину в своих желтых на шнурках ботинках на прежних балах гимназии, в которой по утрам она плыла со сложенными на груди руками и каменным лицом: «Время делу, а потехе час».
Парикмахер Жан, человек образованный, любящий порядок, которому теперь приходилось брить и стричь черт знает кого! Клиентов, с которыми нельзя даже и поговорить, которым нельзя порассказать и которые сообщить ничего не могут! А раньше было стричь и брить одно удовольствие… Узнать, что делается в Сенате, что – за границей, как прошел домашний спектакль в доме графини З.
Парикмахер Жан был вхож в лучшие дома города. Прежде он носил в престольные праздники цилиндр и жакет. А причащаться было в прежнее время одно удовольствие. Впереди мундиры, тканные золотом, белые брюки, треуголки под мышкой, светлые платья, запах духов, одеколона и все знакомые, знакомые. Стоишь в дверях и только успеваешь раскланиваться.
Владимир Николаевич Голод, владелец фотографического ателье «Декаданс», где всем снимающимся вставляли глаза и придавали деревянный вид.
