– Но это очень грустно, – все, что вы говорите, – сказал Дюрок. – Однако я без вас не вернусь, Молли, потому, что за этим я и приехал. Медленно, очень медленно, но верно Ганувер умирает. Он окружил свой конец пьяным туманом, ночной жизнью. Заметьте, что не уверенными, уже дрожащими шагами дошел он к сегодняшнему дню, как и назначил, – дню торжества. И он все сделал для вас, как было то в ваших мечтах, на берегу. Все это я знаю и очень всем расстроен, потому что люблю этого человека.
– А я – я не люблю его?! – пылко сказала девушка. – Скажите «Ганувер» и приложите руку мне к сердцу! Там – любовь! Одна любовь! Приложите! Ну – слышите? Там говорит – «да», всегда «да»! Но я говорю «нет»!
При мысли, что Дюрок прикладывает руку к ее груди, у меня самого сильно забилось сердце. Вся история, отдельные черты которой постепенно я узнавал, как бы складывалась на моих глазах из утреннего блеска и ночных тревог, без конца и начала, одной смутной сценой. Впоследствии я узнал женщин и уразумел, что девушка семнадцати лет так же хорошо разбирается в обстоятельствах, поступках людей, как лошадь в арифметике. Теперь же я думал, что если она так сильно противится и огорчена, то, вероятно, права.
Дюрок сказал что-то, чего я не разобрал. Но слова Молли все были ясно слышны, как будто она выбрасывала их в окно и они падали рядом со мной.
– …вот как все сложилось несчастно. Я его, как он уехал, два года не любила, а только вспоминала очень тепло. Потом я опять начала любить, когда получила письмо, потом много писем. Какие же это были хорошие письма! Затем – подарок, который надо, знаете, хранить так, чтобы не увидели, – такие жемчужины…
Я встал, надеясь заглянуть внутрь и увидеть, что она там показывает, как был поражен неожиданным шествием ко мне Эстампа. Он брел от берегов выступа, разгоряченный, утирая платком пот, и, увидев меня, еще издали покачал головой, внутренно осев; я подошел к нему, не очень довольный, так как потерял, – о, сколько я потерял и волнующих слов, и подарков! – прекратилось мое невидимое участие в истории Молли.
– Вы подлецы! – сказал Эстамп. – Вы меня оставили удить рыбу. Где Дюрок?
– Как вы нашли нас? – спросил я.
– Не твое дело. Где Дюрок?
– Он – там! – Я проглотил обиду, так я был обезоружен его гневным лицом. – Там они, трое: он, Молли и ее сестра.
– Веди!
– Послушайте, – возразил я скрепя сердце, – можете вызвать меня на дуэль, если мои слова будут вам обидны, но, знаете, сейчас там самый разгар. Молли плачет, и Дюрок ее уговаривает.
