Каторга. Преступники | страница 97



– Какая уж тут правда! – говорят исправляющиеся. – Что кандальник головорез, так он поэтому и живи себе барином: вагончики по рельцам катай. А что я смирный да покорный и меня без конвоя послать можно, так я и мучься в тайге. Нешто мое-то супротив его-то преступленье?

Тюрьма для исправляющихся – это менее всего тюрьма. Прежде всего это ночлежный дом, грязный, отвратительный, ужасный.

Когда я вошел первый раз под вечер в «номер», где содержатся бревнотаски, дровотаски и вообще занимающиеся более тяжкими работами, у меня закружилась голова и начало мутить. Такой там дух!

Арестанты только что вернулись из тайги, где они работали по колено в талом снегу. Онучи, коты, бушлаты, – все было на них мокрое. И они лежали в поту, во всем мокром, на нарах. Я велел одному раздеться и должен был отступить: такой запах шел от этого человека.

– Да ведь ты преешь весь?

– Что же делать-то! Прею. На ноги вон и то уж больно ступить.

– Чего ж ты не разденешься? Не развесишь платье посушить?

– Развесь! Развесил вон Кузька халат да онучи, задремал, – и свистнули.

– Это у нас недолго! – подтверждали, улыбаясь, каторжане.

Можете себе представить, что делается с этими людьми, по неделям не раздевающимися. Если бы кто-нибудь и пожелал вести себя почище, благодаря общим нарам это невозможно. У них и паразиты общие. Помню, разговариваю в Онорской тюрьме с одним белобрысым арестантом, а каторжане меня предупреждают:

– Барин, велите-ка ему от вас поотодвинуться: с него падают.

И с этаким-то субъектом лежать рядом на нарах! Заботься тут о чистоте!

Этим объясняется и «непонятная», как говорят господа смотрители тюрем, страсть каторжан спать под нарами.

– Не лежится ему на нарах, под нары, в слякоть лезет!

Лучше уж лежать в слякоти, чем рядом с таким субъектом!

Мне говорили многие из каторжан, что они сначала даже есть не могли.

– Тошнило. Везде ползают… Да и теперь, припрячешь хлеба кусок: приду, мол, с работы – пожую, возьмешь, а по нем ползут… Тьфу!

Каждый раз, когда мне случалось провести несколько часов в тюрьме, мое платье и белье было полно паразитов. Чтобы дать вам понятие об этой ужасающей грязи, я скажу только, что должен был выбросить все платье, в котором я ходил по тюрьмам, и остригся под гребенку. Других средств борьбы не было! И в такой обстановке живут люди, которым нужны силы для работы.

Второе назначение вольной тюрьмы – быть игорным домом. Игра идет с утра до ночи и с ночи до утра. В каждую данную минуту заложат банк в несколько десятков рублей. Игра идет на деньги и на вещи, на пайки хлеба за несколько месяцев вперед, на предстоящую дачку казенного платья. Все это сейчас же можно реализовать у тюремных ростовщиков, вертящихся тут же. Играют каторжане между собой. Сюда же являются играть и поселенцы. Играют старики и… дети. При мне в Дербинской тюремной богадельне поселенец, явившийся продавать в казну картофель, проиграл вырученные деньги, телегу и лошадь. В Рыковской тюрьме к смотрителю при мне явилась с воем баба-поселенка.