Я спросил у надзирательской сожительницы:
– У вас в Хандосе живет Ерофеева?
– Живет!
– Ну, что она? Как?
То есть как живет, хорошо, плохо? И вдруг услышал ответ:
– Ничаво. Годится.
Согласитесь, что очень типичный ответ приезжему господину служащему!
Таковы нравы.
И таково отношение к каторге, предоставленной всецело на произвол надзирателей.
Смотритель тюрьмы – это, по большей части человек, выслужившийся из надзирателей, из фельдшеров. Полное ничтожество, которое получает вдруг огромную власть и ею «объедается».
По уставу он имеет право в каждую данную минуту своею властью дать арестанту до 30 розог или до 10 плетей.
По закону – каждое наказание должно быть вписано в штрафной журнал.
На деле эти наказания почти никогда не вписываются.
Отодрал – и кончено.
Сами каторжане просят:
– Не записывайте только в штрафной журнал.
Перевод из отдела испытуемых в отдел исправляющихся, из кандальной тюрьмы в так называемую вольную тюрьму, сокращение сроков – все это зависит от записей в штрафном журнале.
Выдрать и записать в журнал – это уже не одно наказание, а два.
Таким образом, смотритель тюрьмы по части телесных наказаний является совершенно бесконтрольным.
Отсутствие записи в журнале лишает каторжника возможности жаловаться, и смотритель тюрьмы является совершенно безнаказанным.
Изредка всплывают на свет Божий такие дела, как всплыло дело смотрителя тюрьмы Бестужева, который выпорол освобожденного от телесных наказаний больного падучей болезнью арестанта Сокольского.
Но там за Сокольского вступились врачи.
Телесные наказания развращают не только тех, кого наказывают, убивая в арестантах последнюю даже каторжную совесть, но и тех, кто наказывает.
Вид разложенного на позорной скамье человека заключает в себе что-то развращающее, разнуздывающее зверя, сидящего в человеке.
– Я тебе царь и Бог! – орет ничтожество, вышедшее из надзирателей или фельдшеров.
Это, как я уже говорил, любимая поговорка смотрителей тюрем.
Наказания доходят до удивительного издевательства.
– Это что теперь за наказания! – машут рукой смотрители тюрем. – Прежде, бывало, выпорют арестанта, и он должен идти смотрителя благодарить.
– За что благодарить?
– За науку. Такой порядок был. Встанет и в ноги кланяться должен: «Благодарю вас, ваше высокоблагородие, за то, что поучили меня, дурака!» А теперь уж этого нет. Распущена каторга! Все гуманности пошли.
Были и есть смотрители, не признающие непоротых арестантов.
– Система уж у меня такая.
