— Удивительно, госпожа, — пробормотал он. — Что же в тебе такого, что приводит в неистовство целые толпы?
Хэнк весело засмеялся, услышав его слова. Но никто и не подумал удовлетворить его любопытство.
— Забавное зрелище, — улыбнулся Энтони.
— Не вижу ничего забавного, — огрызнулась Пенни. — Тебя бы так помучили. Уж ты бы мигом остался без волос.
Она стряхнула на пол вырванную у нее прядь.
— Кто-нибудь посвятит меня в смысл происходящего? — вновь поинтересовался Рэмзи.
— Да она же… — начал Тони.
— Тони, замолчи, — прервала его Пенелопа.
— Но почему люди так интересуются ею? — не унимался О'Киф. — Одного темперамента для такой популярности маловато.
Энтони захохотал, откинувшись на спинку кресла. А Пенни, лукаво посмотрев на Рэмзи, обратилась к Хэнку:
— Едем домой. Хватит с нас приключений.
— Хорошо, — отозвался тот и нажал педаль газа.
О'Киф пожал плечами и, выказывая свое совершенное безразличие к ее скрытности, с равнодушным видом отвернулся к окну. Он был недоволен собой. Уступив обстоятельствам, он вновь оказался с нею рядом, а теперь едет к ней домой. И выходит, снова пользуется ее щедростью. Его гордость восставала против такого положения вещей и принуждала расстаться с Пенелопой как можно скорее. Но он все так же не знал, что будет делать в этом вновь обретенном мире. Ведь вся его жизнь была связана с морем. И теперь, оказавшись на суше да еще к тому же в незнакомом ему веке всеобщей механизации, он сомневался, что способен будет вернуться к своим прежним занятиям. Рэмзи посмотрел на Пенелопу и подумал о том, что очарование этой женщины имеет какую-то странную, таинственную власть над ним. Ясно осознавая это, он все же старался найти в себе скрытые подспудные силы души, способные противостоять этому роковому мучительному слиянию. Но она все так же манила, влекла его к себе, принуждая видеть больше, чем изумительную красоту ее тела. И хотя он не мог дать точного определения своему чувству, ему порой с ясной отчетливостью казалось, что за внешней холодностью и строгостью ее облика он видит совершенно другую, зримую лишь ему женщину — женщину страстную, необузданную в своих желаниях, истосковавшуюся по любви и ласке и готовую горячо воздать за них тому, кто вернет ей это утраченное богатство.
И вот эту-то женщину и было жалко покидать Рэмзи. «Ах, — горевал он, — были бы мы в моем времени, украл бы сейчас я тебя, ни о чем не жалея. И плавали бы мы с тобой на» Воле Тритона «, доколе не узнал бы я все тайны твоей души. Но увы, мы в твоем времени».
