– Нет. Мы уже подъезжаем, Мерилин.
Я внес ее, благоухающую «Шанелью», в наш нефешенебельный лифт. Чтобы она не замарала свое белое платье, поднял повыше. На уровень трех букв, искусно выгравированных местным художником.
Ее локоны щекотали мою шею. Лифт тронулся. Быстрей, быстрей, а то ей приспичит прямо здесь, в этой общественной клетке.
Мы вломились в квартиру. Я опустил Мерилин на пол. Она, видимо, обезумевшая от подъездных многоквартирных запахов, тут же ринулась к окну. Распахнула его. Наглый теплый весенний ветер рванул к ней под платье. Белое одеяние вздулось, раскрылось парашютом, обнажив ее ножки и трусики.
Я не дал платью опуститься. Без всяких причудливых прелюдий схватил и бросил Мерилин в свою несвежую постель.
– Да, – сказала она без акцента, закатывая глаза и выгибая спину.
– «Yes», – почему-то прошептал я, стягивая с нее последнее препятствие.
Вонзился в Мерилин турецким ятаганом. Всхлипнул пенсионер-диванчик. И тут же ее томное:
– Да…
И мое общеобразовательное:
– «Yes…»
– Да…
– «Yes…»
– Да…
– «Yes…»
– Да…
– «Yes…»
Я чувствую, как внизу, где-то глубоко внутри живота, начинает теплеть. Там формируется горячий шар. С каждой секундой он становится все больше и больше. Он сладко жжет и давит. И давит, давит, двигается.
– Да…
– «Yes…»
– Да…
– «Yes…»
– Да…
Еще немного и огненный шар вырвется на волю вулканом, фейерверком, фонтаном кайфа.
– No… Nein… No pasaran… Нет, нет… Только не это…, – кричу я, отстыковываясь от Мерилин.
Вздрагиваю и просыпаюсь.
Я лежу поперек измятой постели. Один. Никакой Мерилин под рукой нет и в помине. Она мне всего лишь приснилась. Но чуть не кончил я совсем по-настоящему:
– Фу, успел…
Еще немного такого сна, и проснулся бы я частично мокрым. Тот кайфовый шар выплеснулся бы из меня наружу и украсил простынь характерным разводом. И лежать бы мне сейчас в сырости, сожалеть о недосягаемой Мерилин.
Но нет, я успел проснуться. И вот тянусь за сигаретой. И чиркаю зажигалкой. Пускаю в потолок струю. Дыма. Дела… Что-то подзатянулось мое односпальное существование. Конечно, были перерывы и раньше. Совсем короткие. И длинные. И один очень длинный армия. Тогда, после школы, с институтом не заладилось. И пришлось одеть форму. И страдать воздержанием, поллюциями. И не смеяться над армейским анекдотом: «Может ли женщина зачать без полового контакта? Может, если переспит на простыни солдата».
Очень точный анекдот. Простыни нам не успевали стирать. Молодой организм требовал своего. И обычно под утро по белью расплывались разводы. После красивого сна становилось неприятно сыро. Проснешься и, ощупывая себя, материшься. А на соседней койке такие же проблемы у «коллеги»:
