Иветта собиралась на выставку, чувствуя глухое недовольство мужа. Валентин угрюмо впился в журнал «Приусадебное хозяйство»: недавно он выбил садовый участок в шесть соток и теперь готовился «поднимать целину», заблаговременно вооружался теоретическими сведениями. Сейчас он читал о типах печей в садовом домике, однако краем глаза наблюдал за женой. Увидел, что в сборы вовлечены и дети.
– Куда это вы намылились? – сквозь зубы процедил он.
– На художественную выставку. Хочешь с нами?
– Что я, псих, всякую мутотень смотреть?
– Ладно, Валя, если останешься дома, сделай доброе дело: натяни леску для белья в ванной. Наши провисшие веревки – стыд для городской квартиры!
– Не знаю. Надо купить дюбели и шурупы подходящего диаметра. Съезжу в магазин, посмотрю.
– У тебя же целая банка этих шурупов. Подбери что-нибудь из имеющихся.
– Ты ничего не понимаешь. Тут надо особого типа.
Все как всегда. У Валентина любые приготовления затягиваются на месяцы, а дело так и остается несделанным. Он занимается исключительно тем, что нравится ему. А ему нравится только резать овощи. Иветта прекратила препирательства.
Дети тоже потрепали нервы. Сережка размахивал игрушечным ружьем, ехать желал непременно с ним Еле удалось уговорить сына сменить оружие: взять компактный пистолет. Анечка упорствовала в одежде: ни за что не хотела надевать приготовленное Иветтой платье, требовала вельветовые джинсы бра та. Она ревновала родителей к Сергею и добивалась равенства во всем, включая одежду. Все костюмчики брата хорошо сидели и на ней: дети были одного роста и со стороны казались близнецами.
Иветта попыталась отнять у дочки брюки, одновременно протягивая ей голубое платьице:
– Ну, посмотри, котенок, какое красивое. Бантик у ворота тебе нравится?
Но Анечка плюхнулась на пол и, дрыгая в воздухе ногами, заверещала:
– Брюки! Брюки! Хочу брюки!
Иветта уступила натиску дочки, убрала платье в шкаф и устало сказала:
– Хорошо. Одевайся побыстрее.
Аня вмиг стала тихой и послушной: споро натянула брючки с джемпером и подошла к маме, чтобы та заплела ей тощие косички. Еще десять минут суетных и шумных сборов – шапки, шубки, сапожки, – и дети готовы к выходу. Иветта торопливо накинула пальто, и семейство вывалилось из квартиры.
* * *
Вход на выставку был свободный. Посетителей собралось немного. Дети Иветты тотчас оторвались от мамы и разбежались по залу: их больше привлекал интерьер, чем картины. Огромные белые скульптуры римских богов были нестрогими смотрителями и на шалости малышни внимания не обращали. Роман степенно шел с женщинами, умело поддерживая разговор о живописи. Мало того, он оказался главным говорилыциком. Одна картина, абсолютно бессюжетная – нагромождение пятен и линий, – особенно понравилась Роману. По-видимому, бунтарский экстаз, выраженный в большинстве абстрактных картин, был близок духу подростка. Тот метнулся к табличке и со значением сказал:
