– Глеб, хочешь я тебе стихи почитаю? Только пойдем где потише. Здесь найдется спокойное место?
– Стихи? – удивился Глеб. – Сейчас? Подожди, Веточка, сообразим.
Глеб отошел к стойке бара и купил кока-колы. Затем, удерживая в руке сразу две бутылки, вывел Иветту из общего зала. В коридоре, перед входом в казино, они нашли свободный диванчик. Сюда грохочущая музыка доносилась как сквозь вату. Потягивая колу, Глеб приготовился слушать. Иветта тихим размеренным голосом прочитала несколько стихотворений Ахматовой. Глеб прервал ее:
– А теперь давай что-нибудь свое. Наши отношения не подтолкнули тебя к новым поэмам? Я же знаю, поэты свои чувства переживают параллельными потоками – в жизни и на бумаге. Я не прав?
Иветта задумалась. Она не написала ни одного стихотворения, посвященного Глебу. Ее стихи порождала только безответная любовь, петь о счастье она еще не научилась.
Иветта улыбнулась, вспомнив строчки, когда-то предназначенные Владимиру. Почему бы не прочитать их сейчас?
Ты – цветущий тюльпан, любимый,
Рядом бабочкой трепещу.
Мне бы, глупой, промчаться мимо,
Но вдали от тебя – грущу.
– Неужели я напоминаю тебе бездушный тюльпан, цветок без аромата и жизненного горения? Признавайся, кому ты писала эти стихи? – ревниво спросил Глеб.
Иветта в очередной раз подивилась тонкому наитию Глеба. Он почувствовал холодность этого тюльпана, воплощение эгоизма и самовлюбленности. Имен но таким был Владимир. Глеб иной. Но она снова, как в юности, трепещет мотыльком.
– Угадал, эти стихи написаны давно. Но тюльпан не обязательно холоден и эгоистичен. Вообще-то это очень красивый цветок. Я очень люблю тюльпаны, особенно белые.
Глеб не принял объяснений. Его задело, что стихотворение посвящено другому. Иветта никогда не рассказывала ему о предшествующих мужчинах. Изредка упоминала мужа, и только.
– Веточка, скажи честно: сколько мужчин у тебя было до меня?
Этот вопрос смутил Иветту еще больше, чем предыдущий. Единственным мужчиной, с которым она делила постель, был Валентин. Но предстать перед Глебом ветхозаветной теткой, до сих пор не имевшей ни одного любовника, ей было неловко Да он и не поверит! Сексуальная революция диктовала другие нормы, а Глеб был молод и, значит, принимал их. Поэтому Иветта, занося себя в разряд продвинутых и современных, шутливо подняла ладонь:
– Пятерни хватит для счета!
Глеба ответ удовлетворил. Мимолетная ревность отступила. Если ты пятый в жизни сорокалетней женщины – это нормально. Глеб не поверил бы Иветте, скажи она правду, – что он ее первая настоящая любовь и, по сути, первый мужчина.
