Оливьер копьём разит сарацин. Семьсот воинов уже перебил он. Осталось в его руке сломанное древко. А Оливьер и обломком копья поражает сарацин.
Жестокий бой, страшная сеча!
Не уронили воины Роланда чести своей родины. Бьются они яростнее львов и тигров, тысячами побивают сарацин, но без числа и счёта встают перед ними новые ряды врагов.
— Монжуа! — крикнул Роланд.
С неистовой отвагой бросился он в самую гущу врагов, а за ним все пэры Франции и архиепископ Турпин.
Дрогнули сарацины и в беспорядке отступили. Но велики потери франков.
Притихла битва.
Наступила передышка.
Роланд, в доспехах, обагрённых кровью, объезжает поле боя. Видит он: почти всё войско франков перебито, не осталось и сотни воинов.
Сбились в табун и вихрем носятся по полю кони, потерявшие хозяина. Жалостно звучит их ржание. Тоска и скорбь щемят сердце Роланда. Чувствует он свою вину.
— О если б здесь был император Карл! — воскликнул он. — Оливьер, посоветуйте: что теперь делать?
— Не знаю, — ответил Оливьер. — Одно нам осталось: биться насмерть. Умрём, но не посрамим рыцарской чести.
— Я затрублю в свой рог Олифант, позову на помощь императора Карла.
— Слишком поздно! Не успеет Карл прийти вовремя. Клянусь, если вернёмся мы во Францию живыми, не отдам я вам в жёны, как прежде обещал, сестру мою, прекрасную Альду!
— Почему вы так разгневались на меня? — с грустью спросил Роланд.
— Друг мой Роланд, — ответил Оливьер, — вы отказались трубить в рог, когда я просил вас. Ваша гордость, ваше безрассудство погубили нас. Сегодня конец нашей дружбе.
Услышал эти слова архиепископ Турпин, пришпорил своего коня и поспешил к ним:
— Время ли сейчас спорить, рыцари? Никто уже не может спасти нас, но всё же, Роланд, трубите, трубите в свой рог! Вернётся император Карл, отомстит за нас и похоронит с честью! Трубите, Роланд!
Взял Роланд свой могучий рог и затрубил. Из слоновьего бивня сделан рог Олифант, зычен его голос — далеко разнёсся зов Олифанта. Но догонит ли он франкское войско?
А войско Карла уже далеко. Уже, спускаясь с гор, увидели франки зелёные поля своей родины.
Радостны лица воинов, но невесело на сердце у императора Карла — нет в нём доверия к Марсилию, закралась в душу тревога. То сожмёт Карл ладонью рукоять меча, то отпустит. В недобрый час оставил он Роланда у самых ворот Франции, в тесном Ронсевальском ущелье.
Вдруг позади них вдали послышался еле слышный гул. То ли горный обвал, то ли зов боевого рога…
— Уж не Роланд ли трубит в рог, просит помощи? Может быть, там, в ущелье, идёт жестокая битва? — говорит император Карл.
