, в которой
бес и анафема, и кто её прочитает – ослепнет, а кто в руки возьмёт, навеки рук лишится…
Было утро вторника. Игорь Викентьевич занимался со студентами в церкви, и поскольку здесь, в Николине, пить ему было не с кем (как это Стас себе понимал), по утрам он пребывал в прекрасном расположении духа.
– Какую-какую книгу? – рассмеялся он. – Африканскую? Ёрническую? Сборник неприличных анекдотов из жизни кенийских негров, что ли?..
Мальчишка обиделся.
– Да, да, вот вы смеётесь, а это правда! Правда! Все знают! – прокричал он, вскочил в седло и умчался прочь, вихляя тощим задом.
– Что-то в этом духе я, кажется, читал недавно у Честертона… – сказал Жилинский, отсмеявшись. – Как там было?..
– They who looked into this book… – вспомнил Стас.
– …Them the Flying Terror took![15] – завершила цитату Алёна.
Стас с удивлением глянул в её сторону и припомнил давно позабытое: как когда-то он ей читал вслух по-английски рассказ «The Blast of the Book». Они потом долго играли в эту игру: стоило одному из них открыть какую-нибудь книгу, как другой тут же декламировал этот стишок. Эх, было же времечко, наполненное детскими играми и детскими влюблённостями! Вернётся ли оно к нему? Вряд ли.
Посмеялись да забыли бы, но в среду вечером из Рождествена вернулась бабка Прасковья, навещавшая мужа, занятого на строительных работах в монастыре, и тоже заговорила о бесовской книге. Название ей не запомнилось, но адский огонь, вылетающий из книги и выжигающий глаза читателю, в её рассказах тоже присутствовал. А когда она упомянула о приезде научного светила из столицы и назвала фамилию академика Львова, Жилинский разволновался не на шутку. С Андреем Николаевичем Львовым он был хорошо знаком. Пламя не пламя, но если уж учёный такого масштаба прикатил в эту глухомань – и впрямь, видать, случилось нечто из ряда вон выходящее.
Решено было в четверг с утра поехать в Плосково-Рождествено и разобраться на месте, что там за африканское ёрничество обнаружилось, ради которого академики прилетают на рысях.
Поначалу профессор собрался ехать поутру вместе с Маргаритой Петровной, оставив студиозусов под опекой местного батюшки. Но девицы, которым вся эта практика уже до смерти надоела, тут же окружили учительницу и стали жалобно канючить, причём наиболее умело – то есть максимально противно – это делала Саша Ермилова: мол, расстаться с вами, дорогая Маргарита Петровна, нам невмочь, и т. д. Лишь Ангелина Апраксина и Катенька Шереметева не участвовали в этом show; они были
